www.newshevelev.narod.ru

Здравствуй и прости, если можешь, за столь долгое молчание. Могу сказать в оправдание, что несколько раз начинал писать тебе это застопорившееся вдруг письмо. Например, о вечере Юлия Кима, который Галя проводила в принадлежащем Андрею Макаревичу клубе “Ритм & Блюз”. И сам Ким был чудо как хорош, особенно со своим “прологом на небесах”, в котором Булат рассказывает Александру Сергеевичу, кто такой Галич, Есенин рвется посмотреть на Высоцкого, крича: “Проведите, проведите меня к нему, я хочу ви-и-и-деть э-э-того человека!”, а Визбор, выйдя покурить к краю рая, вглядывается, что там внизу, на земле, где Ким, спрашивая его: “Когда же ты к нам?”

Было много народу. Например, Василий Аксенов, который перед своим 70-летием заехал в Москву, где рассказал, что покидает Вашингтон и университет в некоторой обиде на Америку, где отказались печатать его “Кесарево свечение” и вообще перестали понимать маскарадное веселие его прозы. “Для них я профессор в отставке, - говорит он. – А я не профессор в отставке. То есть я профессор в отставке, но не только”. И впрямь смешно. В итоге, купил домик в Биаррице, кругом одни русские эмигранты третьего поколения, которые по-русски ни бум-бум, как сам Василий Павлович по-французски, обложится со всех сторон компьютерами и будет писать роман из русско-французской жизни XYIII века, - о екатерининских шпионах в Париже, о корвете “Не тронь меня!”

Другой привет из Парижа привез Рене Герра. Помнишь его? Французский славист, профессор, собравший лучшую частную коллекцию произведений искусства первой русской эмиграции. В молодости был секретарем писателя Бориса Зайцева, который давал ему рекомендации престарелым осколкам “серебряного века”, а те оставляли ему свои архивы и библиотеки, поскольку все равно никому не были нужны. Все университеты, по словам Рене, до сих пор заняты коммунистами и прочими левыми, которые русских эмигрантов считают фашистами.

У него архивы Бориса Зайцева и Юрия Анненкова, который в 1970 году рисовал его портрет, Юрия Терапиано и Галины Кузнецовой (ты ее помнишь по фильму “Дневник его жены”). И так далее. Только Ирина Одоевцева умудрилась удрать от Рене Герра в СССР на старости лет. В итоге у него тысячи писем Бальмонта и Ремизова, сотни писем Бунина, Цветаевой, Набокова, Гиппиус и Мережковского, тысячи книг с дарственными подписями их авторов, полные комплекты эмигрантских журналов, пять тысяч живописных и графических работ, оригиналы книжных иллюстраций “мирискусников” и прочих русских художников-эмигрантов.

Герра периодически устраивает выставки, но в последние годы исключительно за рубежом. После большой выставки в Третьяковке, с которой на таможне исчезли 22 работы, включая портрет Набокова работы Добужинского, и он не увидел ни работ, ни страховки, - Рене зарекся сюда что-нибудь возить. Жаль. Тем более, что все его архивные сокровища точно не описаны. Известно, что там десятки тысяч единиц хранения, но самого его на все не хватает, тем более, что он, как истый собиратель, гоняется за все новыми приобретениями. А пускать чужих людей в свою коллекцию тоже опасается. Короче, живет в свое удовольствие. В конце года в Питере выйдет толстая в 30 печатных листов книга его статей и эссе о персонажах его коллекции, а сейчас он приехал ее редактировать.

Заодно, конечно, ездит по всяким городам, покупает горы книг, ходит по редакциям, дает интервью, встречается с друзьями и многочисленными знакомыми. Забавный случай был у него в журнале “Вестник Европы”, который, как я тебе когда-то уже писал, решил возобновить карамзинское издание. Понятно, что ничего, кроме фарса, в таких случаях выйти не может. Характерный пример. Рене Герра встречался там со своими знакомыми. Заодно появился главный редактор этого ангелического европеизма, субсидируемого фондом Сороса, - Виктор Афанасьевич Ярошенко. Ну, Герра начинает ему рассказывать о своей коллекции, что у него крайне интересные личные письма и фотографии Бунина, Александра Бенуа, Ремизова, Гиппиус и других, он бы мог что-нибудь дать напечатать, если интересно. “Да, - говорит редактор Ярошенко, - помню я в “Молодом коммунисте” тоже автографы Ленина публиковал”.

Вот вам и Карамзин! Мсье Герра слегка прибалдел, поскольку с коммунистами знаком не понаслышке. Из России, когда он учился в аспирантуре МГУ, его выперли со скандалом за несанкционированные встречи и интересы, сделав на 20 лет невъездным. В Париже шпыняют, когда он напомнил недавно, что ни Зайцева, ни Вейдле, на Адамовича, ни Анненкова ни разу не пригласили выступить в Сорбонне, в то время, как любому вшивому литературоведишке из Союза тут же предоставляли аудиторию. И вот на тебе! – публикатор автографа Ленина в “Ангеле Европы”. Чу, господа, слышите, это Карамзин ворочается в гробу. Бедная Лиза!

Видишь, опять заболтался. А ведь хотел всего лишь попросить прощения за совершенно необъяснимый факт столь долгого своего молчания. Ну да, лето, мертвый сезон, мало выставок, а ходить на них хочется еще меньше. То жара сильная, то холод по ночам, то наводнение в Европе, то отпуск, то из отпуска, то выходные. Короче, сидишь себе на даче в Кратово, как пел когда-то Галич, и ни о чем думать не хочешь, и никого видеть не стремишься. Даже странно. Может, думаешь, в самой светской жизни какой-либо переворот происходит, что от нее с души воротить начинает? Или это временно сезонное явление, а с началом сентября все на прежний лад пойдет? Посмотрим. А пока, думаешь, лучше книжки почитаю.

Книжки ладно, в них намек. А вот издательские дела это, скажу, добрым молодцам такой урок, что дальше некуда. Скажем, есть у меня знакомая писательница, ученая и великая маскарадница, вспоминая вышеупомянутого Аксенова, - Фаина Гримберг. Мало ей ученых трудов по болгаристике, переведенных на разные языки, книг о династиях Рюриковичей и Романовых, поднявших пару лет назад большой шум, где она весьма убедительно показала, что все, что мы знаем под именем русской истории, это карамзинская (опять Николай Михайлович заворочался!) идеологическая заказуха дома Романовых для доказательства их проблематичных прав на русский престол. Мало ей недавнего интервью в “Огоньке”, где она выразила сомнение в существовании единого на протяжении веков и пространств еврейского народа, - мол, это иудаизм шагает по планете, подбирая из разных этносов где что лежит, уж больно “евреи” разных культур и народов отличаются ликом и нравом, - шквал разъяренных откликов еще до сих пор докатывается с разных берегов ойкумены.

Мало ей всего этого. Фаина Гримберг еще сочиняет художественную прозу. Сочиняет, но как! Она придумывает писателей, - немецких, болгарских, французских, турецких и т.д. – которые сочиняют целые собрания сочинений. И пишет эти сочинения! Вот недавно она издала, к примеру, “собственноручные записки” сестры барона Мюнхгаузена, которая была наперстницей русской кратковременной (и не поместившейся в “романовский миф”) царицы Анны Леопольдовны. Кое-кто, натурально, принял это за реальный перевод с немецкого реальных записок реальной баронессы Мюнхгаузен, тем более, что стилизовано все безукоризненно, а уж знания реалий эпохи Фаине Гримберг не занимать. Ну а для внимательного читателя кое-где разбросаны знаки того, что это всего лишь литературная игра.

Теперь к делу. Лет десять назад несколькими изданиями вышло двухтомное сочинение Фаины Гримберг о “Прекрасной Эмбер”, принадлежащее перу якобы некой “знаменитой писательницы” Кэтрин Уинзор, соперницы в читательских мозгах Маргарет Митчелл и пр. Особенно эта книга понравилась издателю Игорю Захарову, который хочет издавать ведь не только “подлинный” текст “Войны и мира” или сокращенные романы для институток знаменитой в начале ХХ века Лидия Чарской. Он и Кэтрин Уинзор решил издать. Два тома, решил Игорь Валентинович, это слишком много для нашей публики. Надо бы сократить на две трети всякие историко-этнографические описания английской жизни XYIII века, а оставить одно авантюрное действие.

Наверное, думает издатель Захаров, писательница Кэтрин Уинзор жила давно, на ущемленные авторские права жаловаться не станет, сокращений не заметит, а он, какой никакой, а навар обретет на ниве народного просвещения. Сказано, сделано. Выпускает книжку Кэтрин Уинзор “Моя прекрасная Эмбер”, перевод с английского. Ставит авторский знак себе И. Захарову и двум переводчицам –

При этом возникают поражающие воображение вопросы. С какого языка переводили переводчицы, если никакого иного оригинала, кроме русского, принадлежащего перу Фаины Гримберг, не существует? В чем заключается авторское право “переводчиц”, сокративших чужой русский текст на две трети? Каковы реальные права (а, может, обязанности и ответственность) издателя И. Захарова, ставящего свое имя на пиратски изданной им книге?

Фаина Гримберг, натурально, издателю Захарову звонит и задает два вопроса. Первый – по какому праву это все издано? С какого такого языка “переводили” текст ее романа, изданного в середине 1990-х годов, “две переводчицы”? Каким образом потеряли две трети оригинального издания? И второй вопрос, - не полагается ли ей, как автору, гонорар хотя бы за такое пиратскую и изуродованную книгу.

На первый вопрос издатель Игорь Захаров отвечает, что никаких телефонов “переводчицы” не оставили, и, если те когда-нибудь позвонят, он передаст им претензии Фаины Гримберг (если издатель не знает данных тех, кого издает, то, видимо, он не составлял с ними никакого контракта, а, стало быть, и они такой же миф, и за все выкрутасы должен отвечать он, И. Захаров?). А на вопрос о гонораре он хорошо поставленным на многолетней службе в недрах АПН голосом требует от собеседницы перестать занимать служебный телефон!

Твой Игорь Шевелёв.

Первая | Библиография | Светская жизнь | Книжный угол | Автопортрет в интерьере | Проза | Книги и альбомы|   Хронограф | Портреты, беседы, монологи |Путешествия |Статьи |Гостевая книга