Игорь Шевелев
Мысли
прохожего москвича
Лужковская
Нахаловка вместо Шехтеля с Баженовым
Философия
на прогулке
Былая Москва разрушается на наших глазах. Тут обсуждать нечего.
В новую, возникающую Москву я бы не стал кидать камни. Хотя бы по пословице о живущем в стеклянном доме. Москва, того и гляди, сама займется с четырех сторон пожаром уничтожения, как занялась огнем реконструкции.
Более того, новая Москва мне очень даже нравится, зачем мне ее ругать. Так нравится чужой город, где не осталось твоих корней, но по которому любопытно прогуливаться. Город большой, и каждый раз замечаешь в нем что-то новое и неожиданное.
Во время прогулок по новой Москве возникают приятные неврастенику экзистенциальные мысли об изначальном отсутствии прошлого на этом месте, в связи с чем и будущее его не предсказуемо. А то, что это будущее твое и твоих детей, так ты сам выбрал умственный и житейский экстрим. И, видимо, все, кто здесь живет, его выбрали. Иногда, впрочем, о том не подозревая. Новая архитектура Москвы отчасти приоткрывает нам ту новую жизнь, последствия которой непредсказуемы.
Ничто не отвлекает во время прогулок по Москве от последних выводов на ее счет. Впечатление такое, что одновременно идет война и послевоенное восстановление. Так называемая старая Москва превращена в руины и новодел. Авторство Шехтеля, Баженова или Бове властям не указ. Они уверены, что «отстроят лучше, чем было». На наших глазах возникает московская Нахаловка.
При этом нынешняя московская архитектура не вписывается в рамки современного мирового искусства, неся на себе лишь родимые черты инфантильных вкусов московских властей и инвесторов. Уродство соединения властных полномочий с экономическими интересами создают «московскую архитектуру рюс в стиле монстр» или -«монстрюс».
Специалисты ругают ее за очевидную безвкусицу. Недавно в разговоре со мной известный архитектор Юрий Аввакумов повторил чьи-то слова, что московская архитектура сегодня это не застывшая музыка, как определял Шеллинг, а застывшая московская экономика со всеми ее пороками коррупции, спешки, показухи и халтурного исполнения. С другой стороны, именно такая Москва органична нынешнему состоянию его властей и жителей. На наших глазах возникает Москва, которой мы достойны.
Сюрпризы
на каждом шагу
Хозяйничанье в Москве людей, обладающих деньгами, сулит много сюрпризов. Что такое «моя Москва»? Место одиноких юношеских прогулок. Скрытый в переулках город, похожий на затянутый паутиной угол. Сумрачный, серый, однообразный, практически безлюдный, потому что непонятно, что можно делать в таком городе. В нем, как в лесу, хорошо было сочинять стихи, исходя мировой тоской и неясной мелодией, которая никогда не обретает гармонии.
И потом, вспомните, всегда в ней что-то ремонтировали, раскапывали, закапывали, не пройти. И при этом никаких изменений десятки лет. Видимость жизни. Хоть убейте, не могу по ней ностальгировать.
У наших детей совершенно иной город, и, кажется, он им более по душе и по плечу, а не по барабану, как нам, убогим. Впрочем, люди, строящие его, как раз из этих убогих, игравших в детстве в те же кубики, что и мы, - с башенками и подземными ходами, куда прятались машинки и солдатики.
Новая Москва похожа на Диснейленд по замыслу творящих его господ. Куда, скажем, как не к фантому подсознания, отнести проект воссоздания усадьбы Трубецких XYIII века в Нескучном саду. Усадьба была построена в стиле «маленького Версаля», и уже к следующему веку от нее мало что оставалось. Теперь ее «восстановят». Будьте уверены, за ними не заржавеет. Из Охотничьего домика усадьбы Трубецких, где свила гнездо игра «Что, где, когда», возникнет проект «под старину», разрушив Нескучный сад.
Отсутствие реальной старины будет воссоздано, как романтическая декорация и ресторанный задник, за счет действительно старых построек. Цель у этой романтики сугубо меркантильная, - устроить туристический новодел с казино, увеселительными центрами, ресторанами, речными трамвайчиками и злачными теплоходами на приколе. И с подземными гаражами. Так турки возводят на пустырях у моря пятизвездочные отели «под Венецию», «под Кремль», «под Белый дом», «под Османов». Но в пустыне, на чистом месте, с нуля. Мы не турки. Для нас и центр Москвы – пустыня, в которой обретем, как водится, весь мир.
Мифические
фантомы под старину
Нам не выйти из замкнутого круга причин и следствий. Московская тоска семидесятых обернулась пряничным разгулом нулевых. Что будет с молодыми людьми, которые вырастут в этом городе для Буратино, вытесанного накануне из деревянного чурбана? Им и нарисованный город в пивную радость и удовольствие. Они надеются видеть его из шикарных импортных «тачек» как виртуальную кулису, сулящую нежданные удовольствия, перечисленные, впрочем, в прилагаемом меню.
И все же разве повернется душа выступить против буратин? Разве не все мы вышли из этой деревяшки, как Достоевский из гоголевской шинели. Не дуремары мы, тем более, не хочется быть карабасами-барабасами. Нам уходить, молодым жить там, где живут. И мы никогда не видели Собачьей площадки, старого Зарядья, Хитровки, и ничего страшного, - своя была жизнь, и, говорят, светлее прежнего.
Во всякой ностальгии есть какая-то умственная недобросовестность.
Ну что нам до дома Веневитинова в Кривоколенном переулке, который уже лет пять как пустует и частично разобран, дожидаясь пожара или инвестора, который «пробьет» мэрию, а, скорее всего, будет тем или иным боком мэрии. Дом построен в середине XYIII века, храня в основании постройку более старую. Здесь родился поэт Дмитрий Веневитинов, Пушкин читал «Бориса Годунова». Ну, читал, и мы прочтем. А Веневитинов так вообще умер в 22 года. И мы умрем, и места, где лежим, не останется.
Тут же в Кривоколенном жили масоны Новиков и Шварц, собирались тайно, была знаменитая типография, Карамзин жил неподалеку, и все равно это все было разрушено при строительстве фирмы «Феррейн». Виноват ли Лужков, в том, что случилось в… 1893 году? Всякий век идет железной поступью по хрустящим костям живых и умерших.
Одинокие прогулки по городу, что в семидесятых, что в нулевых, что в никаких, заключаются в том, что видишь, чего нет. Того, чего не было уже при нас, - толстовских Хамовников, Пречистенки Андрея Белого, осоргинского Сивцева Вражка. И того, что скрылось на наших глазах за новодельными офисами, фитнес-центрами, саунами, элитным жильем.
Что мне до дома Шаляпина в 3-м Зачатьевском, на котором поставлен очередной лужковский крест? Неужто я был зван в особняк, который певец якобы выиграл в карты. Может, и не выиграл, но сегодня «дом с легендой» дороже ценится. Если не собачка Муму, так хоть картежник Шаляпин живал.
Ну да, тут Валентин Серов рисовал Шаляпина в рост, Рахманинов играл на рояле. И что? Как говорил Остап Бендер: «Студебеккер… Он, что, родственник вам, этот студебеккер?»
В наше время здесь обосновался фонд Шаляпина, нашедший потом покровителя в лице барона Фальц-Фейна. Но власти Москвы продали задешево дом концерну «М-АРКО», который вскоре построит здесь свое, родное… «Переулочек, переул… Горло петелькой затянул», - писала Ахматова в стихотворении «Третий Зачатьевский», она тоже жила в этом доме: «Как по левой руке – пустырь, а по правой руке – монастырь, а напротив – высокий клен красным заревом обагрен, а напротив – высокий клен ночью слушает долгий стон». Глядишь, под голос Анны Андреевны цена на недвижимость еще подрастет.
Богачи
и уроды
Из таких домов, адресов, вех памяти выстраивалась потайная Москва, противостоящая и Сталину, и Брежневу, и голубым лубянским околышам. Сегодня уже не десятки, а сотни и тысячи этих домов сметает с лица земли нефтедолларовый ветер. На прежние деньги реки пускали вспять, на нынешние – из архитектуры устроили девятый вал, который камня на камне не оставит от истории. Из трех тысяч московских памятников за последние десять лет были разрушены до основания с последующей «реконструкцией» от двух до четырех сотен. Еще семьсот домов старой застройки уничтожены безвозвратно. Мы убитых своих не считаем. Перед нами, действительно, новый город.
Ну и что? Ничего
здесь и так никогда не было. И прежде мы,
как мыши, сидели в интеллигентном подполье.
Ну, так еще на одну ступеньку вниз сойдем.
Как прежнюю московскую власть трудно было
представить за чтением сборников «Старая
Москва», так и нынешнюю вряд ли
растрогаешь сайтом «Москва, которой нет» -
Идешь по Москве, споря с самим собой, как сумасшедший. Любовь нового города к зеркалам и отражениям все более оставляет тебя, прохожего, наедине с собой. Ты все более чужд тому, мимо чего проходишь, не оставив следа. Ты здесь виртуален, мошка на ветровом стекле лимузина охраны.
Прежняя Москва,
как никак, была соразмерна прохожему. Тот
город, что возник сегодня, рассчитан на
минимум пребывания VIP-персоны
на открытом для снайпера и случайных
встреч воздухе. Перебежками – в фитнес-центр,
в офис, в элитный клуб, в казино, на
заседание. Это - рваный маршрут
компьютерной игры, новомодный
дизайнерский зигзаг, фантом пространства,
иллюзия города. Конечно, жить здесь по-своему
забавно и любопытно. Попадаешь в
зазеркальный мир, где с тобой может
произойти все, что угодно. А сам ты в ответ
горазд думать обо всем этом, что угодно. Ты
тоже - мыслящий городской фантом.
Цивилизация
скачком
Смешно говорить об особых московских древностях там, где все уничтожается периодически и постоянно. Сегодня в Москве исчезают памятники, которые призваны, хоть отчасти заменять и символизировать отсутствующие древности.
Прохожему москвичу к уму метафизика. Россия развивается рывками, соображает он, - застой сменяется зубодробительным ускорением, горячечным безумием. Будущее устраивается варварскими методами. Ныне очередной как бы цивилизационный прорыв, усугубленный шальным богатством тех, кто у власти.
Хотя особых успехов цивилизации в Москве не предвидится, но их заменяет стечение экономических обстоятельств, - концентрация в столице российского капитала, высокие цены на нефть и, как следствие, приток нефтедолларов, скачок цен на недвижимость. Строительство новых домов приносит невероятный барыш. А строительство нового, происходящее в исторической застройке, суть уничтожение старого. Прежде всего, в центре города.
Когда ругают архитектурные уродства, забывают об их целесообразности. Если заказчик, по слухам, вынужден «откатывать в пользу Москвы» от трети до половины строящейся площади, то он поневоле стремится вопреки архитектурным канонам извлечь из проекта как можно больше этажей, объемов и метров. Результат - налицо.
Соединение денег с властной вседозволенностью – болезненно для окружающего. Можно протестовать по поводу единичных случаев беззакония, сноса старых памятников архитектуры. Но когда они исчисляются сотнями, когда город поджигается элитным новоделом со всех сторон, - тут ни эмоций, ни реакций, ни протестов не хватит.
Принцип нынешней российской власти – системность. Так «системен» биологический паразит, прилепившийся к организму. Он запрограммирован на умерщвление «донора». «Системщика» нельзя «научить», его можно лишь уничтожить. Переговоры с ним, как с террористом, вынуждающим на ответный террор, невозможны. Но природа так устроена, что уничтожает других - он.
Даже критики московского мэра, который стоит во главе отстроенной в Москве властной пирамиды, отмечают, что Лужков – единственный, кого можно в чем-то переубедить, заставив переменить решение. Окружающие его люди – анонимны и невменяемы. Это люди свиты. Диктатура ужасна не личностью диктатора, а тем, что он окружает себя худшими, чем он сам. Этим противоестественным отбором диктатура уничтожает общество, ее породившее.
И прежде было
плохо, и теперь нехорошо, - то-то новость,
скажете вы. Но вы гуляйте, гуляйте по
нынешней Москве. Вам еще и не такие мысли
придут в голову, поверьте.
Первая
| Генеральный каталог | Библиография | Светская
жизнь | Книжный угол
| Автопортрет в
интерьере | Проза | Книги
и альбомы | Хронограф
| Портреты, беседы, монологи
| Путешествия |
Статьи | 