1042.Интервью с Фаиной Гримберг по поводу 1001 ночи (Новое время, 2004 №46)

Игорь Шевелев

Кто выдумал Али-Бабу?

Вся жизнь одна ли, тысяча ли одна ночи…

Некоторое время назад в итальянской газете «la Repubblica» появилась сенсационная статья, что любимые всеми сказки из «Тысячи и одной ночи» про Али-Бабу, Синдбада-морехода и Алладина с волшебной лампой выдумал, на самом деле, первый публикатор этих сказок на французском языке Антуан Галлан ровно триста лет назад, в 1704 году. И там не 1001, а 282 сказки, которые выявила и перевела Клаудиа Отт. Она представила свою книгу переводов на Франкфуртской ярмарке, к которой и была приурочена сенсация. Неизвестно, как в других странах, но в России эту новость без всяких комментариев опубликовали почти все газеты и информационные агентства. Ее непрерывно передают по радио в обзорах прессы. За газетами выйдут журналы. Этой сенсации в России обеспечена долгая и яркая жизнь. Как обстоит дело на самом деле с любимыми персонажами, и что кроется за этой новостью, мы решили выяснить у писателя, историка и филолога Фаины Гримберг, большого специалиста в области культурных и исторических мистификаций.

-Так что, скажите, нас опять обманули, и в «Тысяча и одной ночи» вовсе нет того, что мы читали с детства?

-Прежде всего, я хочу сказать, что исследованию «Тысячи и одной ночи» посвящено такое количество статей, монографий и исследований, что одна библиография ее составит несколько толстенных томов. Я не специалист по этой книге, поскольку не знаю ни арабского, ни персидского языков, необходимых профессиональному исследователю. Я могу судить об этом как литератор и как человек, имеющий филологическое и историческое образование. Я не читала исследований и книги Клаудии Отт. Как и вы, знаю о ней из журналистских интерпретаций. Боюсь, что в данном случае мы имеем дело с сенсацией, которая приурочена к книжной ярмарке для лучшей «раскрутки» издания, либо с тем, что называется «испорченным телефоном». Книга «Тысяча и одной ночи» это циклическая сказка, в которой есть рамка, то есть начало и конец, а само количество произведений может варьироваться до бесконечности.

-Но мы, не зная ничего точно, привыкли считать, что уж в «Тысяча и одной ночи» ровно тысяча и одна сказка. Пусть мы читаем детям краткие пересказы, но где-то есть полное издание?

-Во-первых, вспомним, что одну сказку Шахрезада рассказывала царю Шахрияру в течение нескольких ночей, останавливаясь на самом интересном месте, подогревая его интерес к продолжению и, тем самым, спасая свою жизнь. Во-вторых, откуда, собственно, взялась тысяча и одна ночь? Это мне пришло в голову, когда я читала не адаптированный детский, а взрослый вариант в переводе Салье. За время рассказывания сказок у Шахрезады родилось от ее слушателя трое сыновей. Если мы посчитаем, сколько на это требуется физиологически времени, то плюс-минус получится именно эта цифра. Есть много разных вариантов этих сказок, их число варьируется в пределах рамки: молодая женщина рассказывает своему жестокому мужу и повелителю длинные истории.

-Ну, так вот Клаудиа Отт в пересказе журналистов уверяет, что большинство этих сказок сочинил сам Антуан Галлан, который ровно триста лет назад познакомил Европу с этим произведением.

-Я не знаю, что нашла Отт и другие современные востоковеды об Антуане Галлане, но вообще-то о нем известно не так много. Хотя опубликован своего рода дневник, как он работал над переводом этих сказок, но, естественно, вся его жизнь туда не вместилась. Можно представить себе достаточно одинокого человека, ученого, с некоторыми гомоэротическими наклонностями. У него был друг, араб по имени Ханна, который был его информатором. То есть носителем фольклора, человеком, который еще умел эти сказки рассказывать. Видно, что Галлан был очень добросовестным ученым-фольклористом. Но он пользовался не только записанными текстами, но и материалами, которые сообщал носитель устной традиции.

-Вот тут и начинаются проблемы аутентичности?

-Эти проблемы касаются нескольких, пяти или шести сказок. Из них наиболее известны история Али-Бабы и история Алладина. Эти сказки Галлану сообщил Ханна. Но это не значит, что их нет в арабской традиции. Есть их варианты. А история Синдбада существует однозначно.

-То есть текстов про Али-Бабу и Алладина на арабском нет?

-Есть, конечно. Есть вариантные тексты. Всех интересует другое: где тот текст, который перевел Галлан. Тут возникает вопрос этики. Если считать Галлана нечестным человеком, то он сочинил эти сказки. Сочинил по-арабски, а затем перевел на французский язык. Но, во-первых, у нас нет оснований подозревать Галлана в подлоге, поскольку он никогда не считал себя литератором, сочиняющим сказки, а исключительно строгим ученым-фольклористом. Подлог психологически не соответствует его облику. Он не Байрон, он другой. У него иная специальность.

-А во-вторых?

-Во-вторых, если он смог сочинить на арабском языке великолепные сказки с таким сложным сюжетом и украшениями стиля, то он гений. Тогда он создал в законченном виде две сказки, которые оказали колоссальное влияние на всю европейскую культуру. Вспомним хотя бы, что именно с картинок про Али-Бабу из «Тысячи и одной ночи» начинается «В поисках утраченного времени» Пруста.

-Так каким образом Антуан Галлан записал сказку про Али-Бабу?

-Думаю, что на замечательном переводе Галлана отразилось его общение с конкретным носителем этого фольклора. У других переводчиков оригинала такого опыта не было. Видимо, это было не простое общение, - ты рассказываешь, я сижу и записываю, - но дружба, какие-то близкие отношения, которые придали этой работе особую теплоту, весомость и уровень проникновения. Можно найти арабские варианты той или иной сказки, даже общаться с кем-то, но войти в дружескую атмосферу с носителем информации – это совершенно бесценный аспект такого труда.

-Клаудиа Отт считает, что, выпустив первую книгу и увидев ее успех, Галлан продолжил «сериал», добавляя свое и потрафляя салонным вкусам.

-Не думаю, что профессиональный востоковед мог так сказать. Скорее всего, это опять «испорченный телефон» журналистов, которые видят в серьезном ученом-арабисте, каким был Антуан Галлан – создателя сериалов, наподобие нынешних авторов детективов. Попробуйте написать на арабском сотни сказок с цветистым языком и запутанными сюжетами. Есть арабские оригиналы, с которых он переводил. И ту небольшую часть сказок, которую он записывал со слов Ханны, он записывал по-арабски, а не по-французски. После первого издания он, естественно, продолжал, как серьезный ученый, свою работу, которая требовала не один год жизни.

-И все же не приложил ли он руку к появлению Али-Бабы и хотя бы нескольких из сорока разбойников?

-Кстати, кто эти разбойники, почему их сорок? Ну, сорок, понятно, - это классическое число восточной символики. А кто они? Это грабители пирамид. Что увидел, войдя, Али-Баба? Столик, жареную курицу, которую он, кстати, съел. Он увидел то, что потом увидят в гробнице Тутанхамона. Странная вещь. Эти исследования начнутся потом, европейцы еще не знают о пирамидах. А рассказчик сказки уже знает о грабителях пирамид и о том, что они там находят! Вот вам еще одно доказательство того, что или Антуан Галлан ясновидящий, который все предвидел на века вперед, или он ничего не сочинял. Конечно, второе.

-Начав с «разоблачения» французского издания, перейдем к разоблачению русского?

-Русская версия «Тысячи и одной ночи» для взрослых это восемь томов замечательного перевода Салье. Кстати, в недавно вышедшем моем романе «Друг Филострат» есть востоковед Андрей Николаевич Муртазин, который тоже работает над переводом «Тысячи и одной ночи». Перевод Салье сделан в 1930-е годы не с французского, конечно, а с арабского, по одному из вариантов. Перевод замечательный, тщательно откомментированный. При этом, заметим, что, как строго научный, он никакого влияния на нашу литературу не оказал. Парадокс: на русскую культуру оказали влияние французские переводы «Тысячи и одной ночи», которые, например, великолепно знал Пушкин. А вот русский перевод оказался замкнут в самом себе. Обычно со сказками из «Тысячи и одной ночи» мы знакомимся в детстве, потом смотрим их экранизации, мультфильмы. Взрослый перевод на русский предполагает непрестанное заглядывание в комментарии, изрядный умственный труд.

-То есть в каждой культуре свои арабские сказки?

-Конечно, есть прекрасные переводы с арабского на немецкий язык, очень дотошные. Свои особенности у английских переводов. Французские издания не случайно стоят первыми в этом ряду. Интерес к Востоку во Франции был исключительным. Через двести лет после Антуана Галлана там появился еще один яркий персонаж, внесший свой вклад в интерес взрослых людей к сказкам «Тысяча и одной ночи».

-Может быть, его Клаудиа Отт перепутала с Галланом?

-Это Мардрюс, без которого нет новейшей европейской истории «Тысячи и одной ночи». Это был красивый молодой армянин, приехавший из Египта в Париж учиться медицине. Это рубеж XIX и XX веков.

-То, что он армянин это важно, вы так это подчеркнули…

-Мардрюс это фигура того самого посредника, который берет в охапку нечто чужое и привносит его таким образом, что оно становится его личным вкладом. Так сложилось в европейской культуре, что таким посредником очень часто является именно армянин, как символ Востока. Вспомним рассказ Чехова «Красавицы», в котором символом удивительной и загадочной восточной красавицы является армянская девочка Маша. Мардрюс был именно таким восточным принцем.

-Сам из «Тысяча и одной ночи»?

-Да, он прибыл из Каира, но это был не Восток халифата и «Тысячи и одной ночи». Это был космополитический Восток, где витали тени Птолемеев, Восток, где живут армяне, греки, евреи, арабы, где жил Константинос Кавафис. Вот откуда приехал Мардрюс. Он сам писал стихи, прозу и, естественно, начал искать общество молодых литераторов. В одной из салонов он познакомился с молодой писательницей Люси Деларю. В воспоминаниях сестры Эдит Пиаф та пишет, что первой серьезной книгой, которую одолели эти два беспризорных сорванца, был роман Люси Деларю «Такая девочка».

-Я даже не слышал такого имени.

-Книги Люси Деларю на русский никогда не переводились. Один ее роман есть в бывшей Ленинской библиотеке. А вот ее воспоминаний о жизни с Мардрюсом я, к сожалению, пока не нашла. Хотя не теряю надежды, что они найдутся, и их можно будет перевести на русский язык. В конце концов, союз их распался, но она всегда вспоминала о нем с теплом и даже подписывалась Люси Деларю-Мардрю.

-А «Тысяча и одна ночь»?

-Этот Мардрюс, восточный принц, культурный посредник между Западом и Востоком, объявил, что сделает новый, «подлинный» перевод «Тысячи и одной ночи». И тут начинается странная история. С чего он переводил? Есть мнение, что вообще не переводил, а взял перевод Галлана и переписал его.

-В чем же, как ныне говорят, «фишка»?

-Не только в том, что получилось оригинальное произведение начала ХХ века, похожее на книги Пьера Лоти, Пьера Луиса, лежащее в русле увлечения загадочным Востоком. Мардрюс насытил «Тысяча и одну ночь» пряным, острым эротизмом. Не надо думать, что изначально там его не было. Эти сказки родились в культуре, пронизанной своеобразной эротикой гарема, в культуре, где всегда был легализован гомосексуализм. В арабских и персидских сказках все это есть. Но Мардрюсу этого показалось мало, он еще, что называется, подсыпал соли и перца, и получился предельно наэлектризованный эротический текст. Но текст своего времени.

-То, в чем обвиняет Антуана Галлана наша Клаудиа Отт, - что он шел на поводу у эротических вкусов французского салона начала XYIII века и исказил образец?

-На примере Мардрюса я хотела показать, что сочинение европейской культуры отличается от того, что предлагают арабские сказки. Вот пример такой замечательной книги как «Рукопись, найденная в Сарагосе» Потоцкого. Человека, который тщательно изучал восточную традицию и создал все же европейский «шкатулочный» текст, когда один сюжет переходит в другой. Но это авторский текст. Сравните со сказками в записи Галлана, и вам все станет ясно.

-Как писатель, вы тоже используете эти приемы?

-О себе говорить неудобно, но этот прием мне близок. В своих книгах я постоянно с ним играю. В том же «Друге Филострате» очень много восточной тематики. Не случайно, как я сказала, один из героев романа – востоковед. Поскольку мне хотелось использовать многие приемы такой восточной сказки с обрамлением. Сказки, вложенной в сказку.

-Жаль, объем интервью ограничен, как сказка Шахрезады замкнута между закатом и восходом…

-Да, о «Тысячи и одной ночи» можно рассказывать тысячу и одну ночь и даже гораздо больше. Но герои ее не были ограничены закатом и восходом. Вспомните перевод Салье. Сестричка Дуньязада просит рассказать ей сказку. Шахрезада начинает и рассказывает коротенький кусок, буквально полстраницы. Остальное, говорит, будет завтра. Почему? Потому что следующая часть ночи, естественно, отдана любви. Дети-то откуда взялись? Если всю ночь рассказывать сказки, детям взяться неоткуда.

-Ну, простите. Мы же привыкли, что это сказки для детей…

-Когда мне было годика три, мне эти сказки в сборнике, изложенном для детей, в бумажной обложке принес отец. И я помню, как он очень долго мне внушал, что это для детей, но на самом деле есть и для взрослых. И я потом уж не помню до каких лет мечтала, что прочту это в книге для взрослых. Прочла. Это оказалось чтением очень нелегким. Как, впрочем, и вся восточная литература. Нелегким, но, конечно, очень благодарным.

Фаина Ионтелевна ГРИМБЕРГ (Гаврилина) – поэт, прозаик, историк, филолог-славист. Автор монографий «Болгары и мир», «Две династии», сборников стихов, романов «Андрей Ярославич», «Гром победы», «Судьба турчанки», «Своеручные записки Анны Катарины фон Мюнхгаузен», «Хей, Осман», Друг Филострат» и многих других, изданных как под своим именем, так и от лица вымышленных авторов. В настоящее время является составителем и автором предисловий к книгам серий «Лучшие исторические романы» и «Восточная красавица», выходящих в издательстве «Рипол-классик», куда, кстати, войдут и ее собственные сочинения.