Стресс и эрос советской прессы

Интервью с поэтом, главным редактором эротической газеты «Еще» Владимиром Ильичом Линдерманом (Абелем)

 

- Володя, ты начинал как издатель довольно элитарного журнала «Третья модернизация». Потом был замредактора рижской «Атмоды», «Балтийского времени», которые раздвигали пределы гласности по всей стране. Теперь ты главный редактор «независимой эротической газеты». Логичен ли такой путь?

- Издательская ситуация сейчас довольно запутана. Я не хотел бы абсолютизировать собственную позицию. Это даже не позиция, а вкус. Лично я сейчас не мог бы заниматься очень элитарным изданием. Мне нравится выпускать продукцию массовую, имеющую скандальный оттенок, но, с другой стороны, не без элемента самоиронии и самопародии.

Сегодня мне кажется наиболее перспективным то, что если и не подстраивается под массовую культуру, то и не игнорирует ее. Ничему другому выжить не удастся. Некому финансировать совершенно некоммерческие издания. Некому поддерживать какое-то культурное начинание, если сами его инициаторы не смогут себя поддержать. До того, чтобы вырос класс меценатов, еще очень далеко.

- Значит, произойдет деление читателей массовой и элитарной литературы?

- Наверное. Какая на Западе ситуация, такая же и здесь будет. Будут выходить какие-то очень хорошие книги, но очень маленькими тиражами. Писатели будут зарабатывать на жизнь, работая официантами.

- Но ты ведь и сам пишешь?

- Я писал стихи, которые и сейчас считаю неплохими. Но есть, видимо, более органичные поэты, которые в любой ситуации равны себе. Меня же носит из одной сферы в другую, где ощущается более высокое жизненное напряжение. Когда-то я чувствовал, что делаю что-то новое, ощущал некое новаторское начало. Сейчас нет. Сейчас я тоже иногда пишу стихи, но у меня нет никакого желания их публиковать. Сейчас я не отношусь к этому как к какому-то акту, который требует общественного признания.

Строго говоря, я и не журналист, и не редактор. Произойдет перемещение интенсивности жизни в другую сферу, я тоже, наверное, смогу туда перейти. Мне кажется, я играл определенную роль – роль поэта или редактора «Третьей модернизации». В какой-то момент увлекся политикой. Сейчас я употребляю слово «секс» по отношению к своей газете с достаточной долей условности. Меня привлекают занятия, которые, условно говоря, позволяют играть при большом скоплении народа. Например, газета «Еще» стимулировала совершенно уникальную переписку с читателями. В основном пишут люди с различными неудовлетворенными эротическими желаниями. Но есть и удовлетворенные. Более чем. Распространен тип писем от людей, у которых есть потаенные желания, совершенно невинные по большому счету. Но они воспринимают себя как изгоев, преступников. Отсюда их жизненная проблематика.

- Выход не на массы, а на массовое сознание?

- Да. Произошел как бы взрыв подсознания. Выползли какие-то удивительные вещи. Я не ожидал такого эффекта, когда начинал газету. Думал, будет другой акцент – скандальный, сенсационный. Но думаю, сам Фрейд позавидовал бы, читая некоторые письма.

Кроме этого, мы пробуем довольно своеобразную эстетику. Опубликовали, например, «запрещенную и сожженную» главу из книги Ельцина. Называется «Юность Президента». О случайной встрече на вечеринке в Марьиной роще студента Бори Ельцина с курсантом Олежкой Калугиным… Кстати, я и на латышском собираюсь выпускать эту газету.

- С совпадением текстов?

- Примерно наполовину. Для массового латышского сознания некоторые вещи более терпимы, некоторые наоборот. Здесь в принципе терпимо обнаженное тело. Терпимы проблемы сексуальных меньшинств. Но есть такой характер подачи, который здесь неприемлем. Брутальность, броскость, ирония… Здесь желательна некоторая сентиментальность. То есть секс это не повод для шуток, скажем так. Это может быть что угодно, но это должно быть прилично.

- Скажи, твой путь не говорит ли о каких-то объективных изменениях в нашей журналистике?

- Думаю, что в журналистике, если оценивать в целом, сейчас будет идти процесс некоторой специализации. По направлениям. Есть неразработанные темы, и туда будут вторгаться. Как, например, «Коммерсантъ», который вторгся и заполонил все в сфере экономики. Она оказалась вдруг романтической, по сути, областью, даже пиратской, где все происходит, как в искусстве, по вдохновению и удаче.

С помощью «Еще» я тоже надеюсь занять такую сферу. Вопрос в материальных возможностях. Вторым этапом – после специализации начнется расширение тематики. Но как бы уже с доминантой. В «Коммерсанте» это есть: видение мира глазами нового бизнесмена и его пишущего прислужника. Пока это экономика, политика, немного всего остального. Но такими глазами можно увидеть все: спорт, секс. Газета «Еще» может включать и другие темы, но со своей доминантой. Это может быть детская газета. Или книжная. Но, чтобы она была профессиональной, необходимо вычерпать свою тему до дна, стать в ней как бы чемпионом. Должна быть некая завершенность. Журналисты в газете должны сами стать таковыми, какой образ они в ней создают. А потом уже можно расширять тематику. Потому что есть основа.

- Выживет, иначе говоря, только качественная журналистика?

- Да, но качественное возникнет только благодаря таким специализированным изданиям. В них отшлифуется новый слой журналистов. Выработаются новые стили.

Во время январских событий 91-го года в Риге работал журналист из «Таймс». Он диктует свои материалы, как пишет. Это их стиль. Потом я читал это в газете, выглядит вполне нормально. Значит, он и как человек вполне вошел в свою роль журналиста.

У нас, я думаю, будет несколько по-другому. Будут специализированные издания. Но не такие разболтанные, которые всегда были: «Рыболов», «Семья»… Они будут писать по-другому, как сейчас в «Коммерсанте». То есть журналист приходит к бизнесмену и не охает-ахает по поводу того, что слышит. Нет, пишет сухо, находясь на одном уровне с бизнесменом. Все воспринимается как норма, обычная реальность. О’кэй, все в полном порядке.

Политика, экономика – это специфичный слой жизни. Но культура, литература – в них все происходит то же самое. Просто тот, кто сейчас работает в этих изданиях, он не вполне профессионален журналистски. Да, ты писатель, но и в журналистике должен работать отменно. Должен сбить материал в некую вещь, которая имеет ценность помимо того, что в ней написано. Сбацать продукт. Пока еще нет полноценного издания, которое работало бы в области такой тонкой материи, как философия, литература. Газеты, я имею в виду.

- А к чему ты стремился в «Еще»?

- Я как бы начинал с идеи пародирования «нормальной» прессы на материале эротики. В ней тоже должны быть какие-то события, броские заголовки, эпатажные фотографии, рубрики. То же, что и везде, но на эротической теме. Сейчас обычно делают эротические дайджесты, а не газету. Я хотел сделать газету, в которой вместо слова «политика» можно было бы поставить «Эротика». Есть свои крупные события, мелкие, второстепенные. Свои бумы, сенсации. Конечно, это не совсем реально, потому что нет таких журналистов. Этим надо овладевать. И, конечно, нужен огромный штат, как в «Коммерсанте», система получения информации. Поэтому получился немного другой вариант.

- Самодельный?

- Да. Все равно сохраняется какая-то литературность. Я бы хотел больше журналистики. У нас печатаются и литературные произведения, не в этом дело. Но под журналистским материалом в отличие от литературного я имею в виду такой материал, который не мог бы быть опубликован вчера и уже не может быть опубликован завтра. По крайней мере он много от этого потеряет. А в сегодняшнем номере что-то еще и обретает. Вчера был несвоевременным, завтра неактуальным. Это, конечно, иллюзия, но она дает читателю иное ощущение, нежели дайджест. Сегодня спрос на дайджесты сильно падает. Значит, раньше интересовала людей тематика. Главное было что-то такое прочесть.

Сейчас выяснилось, насколько больше значит для читателя регулярность газеты. Сама повторяемость каких-то процессов. Например, у нас есть обыкновенный журналистский материал: бывший чекист работает сейчас сутенером. В принципе его могла напечатать любая газета. У нас это подано как сухая реальность, а не «ох ты, батюшки-светы, чего творится!» Затем у нас происходит возвращение к этой теме. Он опять что-то новое рассказывает. Что вообще несвойственно для эротического издания. Что-то за это время произошло «на эротическом рынке».

Театр здесь в том, что мы пытаемся доказать, что нет ничего особенного, это – жизнь, какие-то события, сегодня одно, завтра будет другое. Как, например, сегодня Горбачев что-то сказал такое, завтра повторился или прибавил. Важна сама повторяемость процессов, важный какой-то механизм регулярности. Газета становится частью жизни человека. Он вписывает ее прочтение в какой-то свой жизненный цикл. Открывает ее и в привычных рубриках прочитывает сегодняшние новости…

- Вы рассчитываете именно на большой тираж?

- Всякой газете, в которой есть сенсации, нужен большой тираж. Контркультурные тексты печатались скромно, небольшим тиражом, это нормально. Но если эротические новости печатаются тиражом «Известий», это создает совершенно иной, новый, дивный мир, параллельную вселенную. Если глава Ельцина печатается тиражом в десять тысяч, это остается шуткой. Если ли тираж хотя бы миллион экземпляров, у нее другое бытие. Она обретает другой статус. Становится реальностью.

Иначе говоря, методику своей «Третьей модернизации» я хочу перенести на огромный тираж, на массовое сознание. Новизна здесь именно в большом тираже. Все эти игры уже были, все это уже делалось. Вся новизна в том, что это происходит в больших количествах. Сейчас даже новые газеты остаются в старых рамках. Говорят о противостоянии «Московских новостей» и «Независимой газеты». В первой – шестидесятники, во второй – более молодое поколение. Да, содержательно, может быть. Но форма традиционна и там и здесь. Это газета-газета. А «Коммерсантъ» - это газета-театр. При том что они, наверное, действительно являются специалистами в экономике. Но они и играют в экономику. Это важнее.

- Но массам людей как раз и неинтересна экономика «Коммерсанта».

- Конечно. Не обязательно покупать за большие деньги то, чем не занимаешься. Но сейчас там и спорт, и искусство, и все остальное. Потому что уже выработан специальный угол зрения.

- Все дело в угле зрения?

- Да, специализация зависит от стиля и от угла зрения. Нужно не меньше года проработать, чтобы выработался жесткий стиль. Твердое самоощущение, с какой именно точки ты смотришь на мир. Журналистов подработать под этот стиль.

Это должен быть достаточно жесткий путь – лишнее обрубается. Стиль издания – это то, что несет на себе его отпечаток. То, что воспринимается как эксклюзив – «только здесь!». Потом можно уже и солистов на сцену выпускать, и тематически расширяться. Потому что есть база. Есть фон, на котором индивидуальное выступление даже не в стиле газеты будет иначе восприниматься.

Сейчас почти во всех газетах этого стиля нет, и поэтому они разваливаются и будут разваливаться. Каждый пишет, что хочет, редактора в газете нет, то есть нет человека, который все материалы подгоняет под какой-то имидж. Такой имидж может и стихийно сложиться, если сразу собралась такая команда, или иметь отпечаток личности одного человека. Но должен быть стиль.

- Вряд ли массовый ваш читатель так уж воспринимает тонкости стилистической игры с ним…

- Да и тонкость-то я преувеличиваю, себя расхваливая. Пока есть лишь некоторые материалы и сама идея. И еще то, что публика привыкает к самой обыденности разговора на эту тему. К его неэкстраординарности.

Конечно, если судить по письмам, то наши читатели – это сплошь сумасшедшие. Здесь, я думаю, играет роль определенный психологический механизм. Есть, условно говоря, в газете два материала. Один чувак, к примеру, пишет о том, что может заниматься любовью только втроем в определенной комбинации. В общем-то, достаточно трагическое письмо. А рядом какой-нибудь материал про любовницу Горбачева.

Человек купил газету по дороге на работу, прочитал про любовницу Горбачева, ну зачем ему писать письмо?.. Он пришел в контору: «Мужики! Я такое прочел! Во врут!» Он моментально разрядился.

А тот, кого задел первый материал? Кому он расскажет, что у него та же проблема? Естественно, он пишет в газету, чтобы узнать адрес того человека, или пишет нам благодарность, что оказывается, он не один такой на белом свете… А письма приходят пачками. Это или люди с сексуальными - проблемами, или авторы.

Вот нам написал человек, который в свое время печатался в «Атмоде». Доктор географических наук. Опубликовал несколько очень хороших статей по «русской проблеме в Латвии». Такие традиционно антиимперские по идее, но очень неожиданные по форме. Он – географ и проанализировал проблему границ, смены ландшафта. Такая история с географией…

Однажды он присылает нам пакет с эротическими рассказами. Конечно, под псевдонимом. Жутко, кстати, грубые рассказы. Я не могу публиковать их, потому что они несколько не в стиле газеты. Один, правда, опубликовал. Такой трактат «Любовь и секс в жизни ученых». Анализируются отношения шефа и аспирантки, перечислены все возможные варианты и как они отражаются на его научных достижениях и на ее ученой карьере. Достаточно сухой анализ вариантов.

- Есть ли дальнейшее развитие у этой темы?

- Газета для меня интересна с точки зрения неожиданности. Газета – это то, что отстукивает пульс времени. Сейчас у меня лежит материал про А. Коллонтай. Есть такая книга Ицелева «Александра Коллонтай, дипломат и куртизанка, или Грезы пчелы трудовой». О ее романах с Николаем II, Плехановым, Дыбенко, Шляпниковым, Джоном Ридом и так далее. Очень крутая вещь.

Дальнейшие повороты предложит, наверное, сама жизнь…

- Какие отклики на «Еще» в печати? Как относятся твои близкие к этому изданию?

- В одной латышской газете национал-радикального плана был примерно такой отзыв: «Кажется, КГБ решило изменить свою обычную тактику и воздействовать на латышский менталитет таким изданиями, как «Еще»! Примерно такое же письмо пришло от читательницы из Смоленска, мы сами его напечатали: «Латышам надоело преследовать русских в своей республике. Они теперь хотят уничтожить нас по всей стране, развращая!»

Что касается домашних, то мама эту газету не читает. А моей подруге жаль тех несчастных людей, которые нам пишут, принимая нас всерьез и не подозревая, что это просто такая игра…

- Последний вопрос. Ты начинал как автор и издатель довольно элитарных текстов. Ныне перешел в несколько иную сферу. У близких тебе авторов, беседы с которыми печатал в свое время ЧиП, вроде А. Парщикова, Д. Волчека, тоже произошла довольно резкая перемена занятий. Поэт Алексей Парщиков профессорствует в Штатах. Митя Волчек стал ведущим московским корреспондентом радиостанции «Свобода», соиздатель «Третьей модернизации» А. Сержант занялся арт-бизнесом, кто-то просто бизнесом… Что за планида такая?

- Что касается Волчека, я думаю, он относится к той, условно говоря, категории артистов в жизни, о которых мы уже говорили вначале. Свою роль издателя «Митиного журнала» он сыграл достаточно неплохо. Сейчас играет и довольно убедительно роль журналиста международного класса, эдакого мэтра. За два дня пишет три статьи в любые издания, где больше платят. И в то же время совершенно очевидно, что никакой он не журналист. Все равно богема артистическая…

Как-то по «Свободе» он рассказывал довольно забавно, как мы с Сержантом впервые пришли к нему в гости. «Зашли двое. Один такой молоденький мальчик с большими черными глазами, робкий чуть ли не как девушка. И другой – волосатый, грязный, наглый». Это о Сержанте. При том что я старше Мити лет на пять, а Сержант старше меня на шесть. Но уже тогда он чувствовал себя жутким мэтром. Мы его застали за раскладыванием листов «Митиного журнала». И он сказал: «Господа! Если бы вы знали, как это отвратительно – провести жизнь среди книг!»

Еще у Мити был один текст, который понравился мне. Мы его в «Атмоде» перепечатали. Называется что-то вроде «русских на Западе». В одном случае он изобразил явно А. Сержанта. Как тот учил девушек-француженок играть в «Веснушки». Девушки спрашивают: «А чем занимаются в России холодными зимними вечерами молодые люди?» - «Ну как же, - отвечает он, - играют в «Веснушки». – «А как это?» - спрашивают те. «Ну как… Собираются юноши, девушки, покупают по две бутылки водки на брата. Пьют ее. После этого их тошнит. На столе перед ними большое блюдо. Их тошнит в это блюдо. Потом они накрывают его газетой «Правда». Потом один из них бьет по газете рукой, все разлетается, и у кого появляется больше «веснушек», тот и победил…»

Что касается поэтов… Есть люди, для которых быть поэтом – судьба. У нас в Риге есть такой поэт – Алексей Ивлев. Он как бы полностью равен самому себе. Никакая общественная ситуация его не изменит. Парщиков же вполне вписался в американскую систему. Пусть в Америке поэта читает всего-то двести человек. Но он социально оформлен и признан как поэт. Неважно, что его мало читают. Но стране нужны ученые, нужны и поэты. Преподавая в университете, он как бы становится и поэтом, и теоретиком. Видя себя со стороны, из этого смотрения делает некий продукт. Лекции, передача опыта, эстетические воззрения – другая грань его же. А в том, что скажет Алексей Ивлев, нет ничего интересного. Стихи его более личны, неповерхностны. Он слишком асоциален. Впрочем, ведь и Парщиков обрел себя не в нашей социальной реальности…

 

Рига. Сентябрь 1991.

Первая | Генеральный каталог | Библиография | Светская жизнь | Книжный угол | Автопортрет в интерьере | Проза | Книги и альбомы | Хронограф | Портреты, беседы, монологи | Путешествия | Статьи