1063. Выставка Мэпплторпа (Новое время 2005 №6)

Игорь Шевелев

Наши маньеристы

Выставка Роберта Мэпплторпа в Московском доме фотографии

Ипполитов Аркадий на фоне фото Мэпплоторпа

Есть цикл, по которому развивается художественное событие: хитрая концепция, роскошный каталог, передвижная выставка по музеям и странам.

Выставка «Роберт Мэпплторп и классическая традиция: фотографии и гравюры маньеризма», открывшаяся в МДФ в рамках 1-го Московского биеннале современного искусства, до этого три месяца показывалась в Берлине, полтора - в Эрмитаже. У выставки и каталога, который сам по себе произведение искусства, много известных спонсоров, что понятно: солидные люди с удовольствием вкладываются в солидное искусство.

Роберт Мэпплторп (1946-1989) – знаменитый американский фотограф. Кроме работы в гламурных журналах, специализировался на съемке обнаженных тел, обвинялся в порнографии, участвовал в нью-йоркской гей-тусовке, умер от СПИДа.

Темой выставки и альбома стало соотнесение стиля и композиции его фоторабот с гравюрами XYI века. Странное единство формы, прошедшее сквозь века, позволило выявить общий, а потому вечный или хотя бы вневременный образец. Не обязательно, что более раннее влияет на позднее. И разница между резцом гравера и фотокамерой менее существенна, чем диктовка художникам правил самой красотой.

Маньеризм столь же загадочен, как порнография, чей всесокрушающий взлет еще предстоит: дух дышит, где хочет. То есть там, где есть желание.

Сновидная воля старых мастеров, сплетающих классические мифы в страстный клубок душевных единоборств, накладывается на опыт жестокости современного художника. Получается, что рисунок, по которому бежит боль и страх, один. Человек окутан паутиной прекрасных форм. За колючую проволоку красоты не выйти. Ньютон и Фрейд вычертили схему векторов, по которой идет сила эротического притяжения. Непристойность выходит наружу каркасом человека как предмета искусства. Он - вневременная форма человеческого мяса. Фрагмент вбитой в тело равнодействующей страсти.

Сиюминутное фото превращается в постренессансную аллегорию. Выхваченное мгновение зависает в воздухе, отражаясь в зеркалах гравюрного кабинета. В тишине слышно эхо трубы искусствоведа, знатока, коллекционера, охотника за прекрасным.

Охота движется все дальше, - за молодым, прекрасным, вечным телом, которое неожиданно оказывается символом смерти. Каждое мгновение разрушает достигнутый безвременный идеал. На позднем автопортрете Мепплторп опирается на трость с черепом. Через год он умрет и знает это. Вот постмодернизм, - игра массового искусства с руинами и аллюзиями классики. Сама смерть - китч. Позорная игра по предложенным правилам. Веселая игра плясок смерти. Только скелет примиряет мужское и женское, кишки и кожу, насилие и эрос. Искусство заходит за грань пристальности: эрос, танатос, череп, кости.

Мэпплторп работает со скульптурой и человеческим телом. Эротический радикализм пересекается с социальным протестом, расовая терпимость с постмодернистским интересом к иным культурным образцам. Художник, сгорая, приносит тело в жертву. Когда же он акцентируется на этом теле, оно обретает статуарную красоту классической обреченности. Классика в надрыве, - это и есть маньеризм.

Мы словно впервые всматриваемся в садомазохистскую борьбу Каина с Авелем, римлян с похищаемыми сабинянками, ангелов, стихий, богов. Куда там бедным порнографам! Неистовство и жестокость, эротика и убийство, - человек поистине явился из ада, чтобы штурмовать небеса.

Век Просвещения цензурирует потом излишества натуры, предписав образцы и эталоны. Новый радикализм вырывается из рамок концлагерной терапии, найдя предшественников в райских кущах истории искусств. Для Мэпплторпа это не только Голциус, Челлини и Микеланджело из века XYI, но и Огюст Роден с границы XIX и XX веков. Фотография, как он скажет, это еще и очень быстрый способ увидеть и создать скульптуру.

Ну, и, конечно, модный фотограф прекрасно себя чувствует на рынке, продаваясь во всех возможных позах ума и воображения. Понять, продать, насладиться - это почти одно и то же. Крайности проще всего превратить в искусство, привлекающее внимание. Искусство, как и философия, это то, что поражает. Область неизвестного.

В России это воспринимается особенно хорошо, потому что неизвестно нам почти все. У нашей культуры вечная молодость вневременного освоения всего нового – от Мэпплторпа до хранящихся в эрмитажных запасниках гравюр маньеристов, нашедших неожиданный контекст и отзвук.