Любовь Пьеро

Вертинская о Вертинском

 

книга

Игорь Шевелев

 

Книга Лидии Вертинской «Синяя птица любви», вышедшая в издательстве «Вагриус», может отчасти расцениваться как сенсационная. Дело в том, что Лидия Владимировна (род. в 1923 году) интервью практически не дает, о жизни не рассказывает, все, что мы знаем о ней и ее феерическом муже, певце Александре Вертинском, мы знаем от кого-то другого. А тут целая книга воспоминаний!

 

Естественно, книга далась нелегко и автору, и издательству. Лидия Вертинская довела повествование до смерти мужа в середине 50-х годов. Его слова «После моей смерти будешь любить меня еще сильнее» оправдались вполне. Здешнее общение сменилось внутренним и отчасти потусторонним, сновидными явлениями из-за гроба.

Повествование дополнено письмами Александра Вертинского. Два года длилось его ухаживание за юной грузинско-русской красавицей Лидой Циргвава, родившейся в Харбине. Любовный напор был дополнен романом эпистолярным. Поэт и знаток слабой женской души, Вертинский в слове был столь же артистичен как жизни, и сердце избранницы завоевал на всю жизнь.

Перечитывая сейчас эти письма стареющего артиста молоденькой девочке, поражаешься, насколько в них весь Вертинский. – его грассирующая, чуть жеманная, актерская, отстраненная от самой себя, наигранная речь Пьеро, избалованного почитателями. Осколок серебряного века, он носился по свету в метеорном потоке подобных себе осколков русской эмиграции. Он жил этой средой и изживал ее вместе с собой.

Знакомство и начало романа с будущей женой пришлось на вторую мировую войны. В Шанхае та не ощущалась впрямую, но подспудное переживание конца эпохи поэта не обмануло. Гибель Франции Вертинский оплакал в письмах к невесте. Сразу после свадьбы он начал писать мемуары. После письма Молотову в 1943 году ему с семьей было разрешено вернуться в СССР.

Началось знакомство с советской реальностью. Жизнь концертирующего патриота была пестра и неоднозначна. Раскаявшийся эмигрант Вертинский оказался нужен кремлевским идеологам для заигрывания со «старой интеллигенцией». Рядом с графом Игнатьевым в мундире генерал-лейтенанта Красной армии он составлял идеальную пару. Вертинскому же любовь власти была нужна для жизненного комфорта и удобств. Роман стал обоюдно счастливый.

Как-то старая большевичка Землячка побывала на концерте Вертинского и доложила Сталину, что певцу нужен новый, советский репертуар. Тот ответил: «Зачэм создавать артысту Вертынскому новый рэепэртуар? У нэго есть свой рэпэртуар. А кому нэ нравится – тот пусть нэ слушает».

Миновала Вертинского и борьба с космополитами, хотя кто более него соответствовал этому «термину»? Когда Жданов в 1948 году принес на утверждение постановление политбюро об идеологическом погроме музыкантов, там упоминался и Александр Николаевич. Сталин перечеркнул абзац красным карандашом и сказал: «Дадым артысту Вертынскому спокойно дожить на Родыне». Вертинский мог сказать в пандан советским пионерам: «Спасибо товарищу Сталину за нашу счастливую старость».

Вторая часть семейной переписки, вошедшей в книгу, - письма советского периода. Их Вертинский пишет жене, уезжая в отпуск или на гастроли. Аншлаги, овации, угощения, дорогие покупки, диета, самочувствие, интриги, Сталинская премия, болезни, враги, покровители, дорожные впечатления. Гастрольная жизнь знаменитого артиста в СССР конца 40-х – начала 50-х годов – особая статья. У нее не только исторический, но антропологический интерес, имея в виду условия жизни большинства советских людей в то время. В каком-то смысле, это редкое свидетельство жизни советской трудовой артистической элиты тех лет.

Иногда, вслед за радостью, что взвешен и признан советским, прорывается ностальгическое. Может «каренинская» фраза в начале письма из Ленинграда от 16 сентября 1953 года тому причиной – «Я, наверное, хороший муж, потому что имею привычку ежедневно разговаривать с женой, несмотря на расстояние», - но будто его глаза открываются. «Ленинград – точно не город и «набальзамированный труп» города. Дворцы – с ослепшими окнами… Хмурые линии домов. Молчание. Холод. Склеп какой-то. Но эта Дворцовая площадь, черед которую я ежедневно еду на концерт – великолепна в своем мертвом покое, и так прекрасна… до слез. Я всегда вспоминаю стихи Мандельштама: «Петербург, я еще не хочу умирать!»

Кони барона Клодта на Аничковом мосту и спокойной воде канала… редкие пешеходы… все это как большое кладбище, заставленное великолепными памятниками…

Вероятно, его уже не воскресить, этот город Петра и Пушкина… Но люди все же живут как-то… ходят слушать Вертинского – едят пирожные, работают… и вежливо молчат».

Безусловно, перед нами частная переписка, и судить автора за любовь к деньгам и благам, о которых он пишет опекаемой им жене с дочерьми, не корректно. Да и жене о чем еще вспоминать, как не о разбитой 10-литровой банке любимого Вертинским вишневого варенья, о любимом им стакане толстого стекла, об отдыхе на взморье и прочей житейской ерунде. Мама ее предупреждала, что семейная жизнь со старым мужем будет недолгой. Лидия Вертинская радуется, что получила профессию художницы. После смерти мужа в 57-м году зарабатывала на всю семью продажей эстампов и пейзажей. Гордилась, что Вертинский стал настоящим советским патриотом. А сама осталась в восприятии многих экзотической птицей Феникс из фильма «Садко», завезенной в Россию заморским гостем.

Удачей книги является ее дополнение рассказами дочерей и внуков Вертинских. Человек пускает в землю корни, и те обретают причудливые, живые формы.

Первая | Генеральный каталог | Библиография | Светская жизнь | Книжный угол | Автопортрет в интерьере | Проза | Книги и альбомы | Хронограф | Портреты, беседы, монологи | Путешествия | Статьи