1087.Интервью с Владимиром Войновичем о его выставке (Российская газета 2005, 21 марта)

Продолжение замысла

Выставка Владимира Войновича в «Доме Нащокина»

Владимир Войнович и Наташа Рюрикова

вернисаж

Игорь Шевелев

Когда-то я здорово обидел писателя Владимира Войновича, написав в рецензии на одну из первых его живописных выставок, что представленные там картины мог бы написать его знаменитый литературный герой Иван Чонкин. Я-то имел в виду, что внутренний мир Войновича един в разных проявлениях его искусства, но Владимир Николаевич почувствовал себя задетым. Я забыл, что великие сатирики особо ранимы. Достаточно вспомнить Салтыкова-Щедрина или Свифта. Естественное, казалось бы, желание ответить на их шутки собственными они воспринимают с недоумением. Ну, а теперь и вовсе, какие могут быть шутки? Знаменитый писатель завершает первое десятилетие своего живописного творчества этапной выставкой в авторитетной галерее «Дом Нащокина».

- Владимир Николаевич, расскажите о вашей нынешней выставке.

- Открывается выставка 21 марта в галерее «Дом Нащокина». Там будут мои работы за 10 лет. Я раньше острил, что я – молодой художник, поскольку начал заниматься живописью, едва достигнув пенсионного возраста. Но так можно было говорить год, два, три. Нынешняя выставка – плод 10 лет моей работы или попытки моей работы в этом искусстве.

- Предварительные итоги?

- Нет, предварительные итоги я подвожу в литературе. А в «Доме Нащокина» будут представлены работы из разных серий, - мюнхенской, московской, римской, американской, «куриной», «с Пушкиным и Гоголем на дружеской ноге» и так далее. Многие свои работы мне пришлось просить у их нынешних владельцев, у меня уже мало что осталось.

- Работ тридцать будет?

- Больше семидесяти.

- Критики сравнивали ваше художественное творчество с «митьками», с классиками наивного искусства. Как бы вы сами его оценили, оборачиваясь на прошедшие десять лет?

- Насчет «митьков» я не могу ни подтвердить, ни опровергнуть, поскольку не очень хорошо их знаю. Может, я в чем-то неосознанно и совпал с ними, но это без моего ведома. Когда обо мне говорят, что я художник примитивный, это мне не нравится, я предпочитаю, чтобы говорили – «наивный». С этим я согласен, потому что я наивно решил, что я художник. В искусстве давно идет такое движение, когда многие художники, потрясенные успехом наивной живописи таможенника Руссо или Пиросмани, стали делать вид, что они не умеют рисовать, отказались от классического рисунка. Обычно я говорю, что на их фоне я подлинный современный художник, потому что и впрямь не умею рисовать.

- Я думаю не надо пояснять, что имеется в виду творческая подлинность. А кто ваши любимые художники, ваши образцы в живописи?

- Знаете, я не путаю живописцев, которых люблю, с тем, что делаю сам. Как-то один художник сказал мне, что где-то проходит выставка художников-примитивистов, мол, чтобы я пошел посмотреть. Я говорю: «А зачем?» - «Ну, посмотрите, как другие делают». В том смысле, что надо учиться. На что я ответил: «Примитивно рисовать я и сам как-то умею. А учусь я у настоящих мастеров. Другое дело, что у меня получается из этого. А представьте, что получится, если я и учиться буду у примитивных…» Вообще я люблю не только Пиросмани, но и классическую живопись. Русскую живопись очень люблю. Как-то я приехал из Лондона, где был в Национальной галерее, которая мне очень понравилась. А в Москве как раз открыли Третьяковку после долгого ремонта. Я пришел туда и просто был потрясен. Особенно люблю старых художников, - Рокотова, ну, и Репина, и Левитана, конечно. Очень люблю французских импрессионистов. Люблю Ренуара, Сезанна. Единственный, кого я не понимаю, это любимый художниками – Матисс.

- Вы подсчитывали, сколько картин написали за эти десять лет?

- Очень много. Первые три-четыре года я просто сошел с ума, писал с утра до ночи каждый день. Думаю, что написал не меньше пятисот картин маслом. И еще сотни рисунков.

- Рисунки ведь вы не выставляете?

- Нет, графику я сейчас вообще оставил. На первой моей выставке в галерее АСТИ было много рисунков, их сразу раскупили. Потом я стал мало карандашом рисовать.

- А где вы храните столько работ?

- Дома. Никакой мастерской у меня нет, дачи нет, есть две квартиры, в Москве и в Мюнхене. Висят у меня на стенках.

- А то, что не помещается, дарите и продаете?

- Нет, сейчас я не продаю и не дарю свои работы. Объясню, почему. Дело в том, что у меня год назад умерла жена, и я перестал рисовать. Целый год ничего не писал и задумался: «Что же, я все распродам и раздарю? Пусть лучше останется моим детям».

- Творческая пауза продолжается?

- Я вернулся к живописи в связи с этой выставкой. Стараюсь уточнить некоторые направления из того, что делаю, какие-то картины повторяю. Я не делаю копии, поскольку не умею этого делать, а просто повторяю мотив немного иначе. Чтобы подчеркнуть какие-то основные фазы своих усилий в живописи.

- Зная ваши сложные литературные отношения с Солженицыным, у вас есть его портрет? Или не собираетесь его писать?

- Нет, не писал, и писать не собираюсь. Я хотел сказать, что пишу только тех, кого люблю, но это не совсем так. У меня есть, например, портрет Ленина и портрет Сталина, которые называются «Ленин хороший, Сталин плохой». Это, конечно, все иронически.

- А как движутся ваши литературные труды? Будет ли продолжена автобиографическая книга «Замысел»?

- Сейчас «Новые известия» печатают куски моей автобиографии, примыкающие к «Замыслу». Но это уже другая книга. Какие-то линии утрачены, а, поскольку прошло много времени, то их уже не восстановишь. Я ведь «Замысел» писал не по хронологии, прыгал из одного времени в другое. Что получится сейчас, еще не знаю.

- Владимир Николаевич, поражает ваша творческая пластичность. Вы были поэтом-песенником, написавшим хит 60-х «На пыльных тропинках далеких планет», вы прозаик, сатирик, публицист, диссидент, мемуарист. Живопись тоже вошла в это креативное единство личности какой-то новой гранью визуального творчества?

- Да, могу вам рассказать в качестве примечания. Когда меня спрашивали: «А где продолжение «Замысла»?», я отвечал: «Мои картины и есть продолжение этой книги». «Замысел» вдруг сломался и пошел в эту сторону. Я ведь не давал обязательств, что буду держаться какой-то одной линии. А случилось вот что. Я писал «Замысел», пытался продолжать «Чонкина» и вдруг почувствовал, что мне скучно. Сажусь за компьютер, знаю, что и как надо писать, а не могу себя преодолеть. Не пишется и все. Одна моя знакомая даже сказала: «У тебя кризис». Ну, я подумал: у каждого человека бывает кризис. Может, и у меня кризис. Вдруг так получилось, что я попробовал что-то нарисовать. Мне это так понравилось, что я, как сумасшедший, все бросил и стал рисовать. Конечно, я не думал, что у меня будут выставки, что кто-то признает меня хоть каким художником. Я просто увлекся и все. И, кроме карандашных рисунков, я сразу же начал писать маслом. В Германии продаются такие специальные альбомы с бумажными листами для живописи маслом и акрилом. Я начал писать на этих бумажках. Холсты я долго не покупал, потому что считал, что, если куплю холст, то это значит, что я вообразил себя настоящим художником. И я писал на этих листках. А поскольку им надо было сохнуть, а я писал очень быстро, то я начал прибивать их на стенку. И скоро вся стена оказалась в картинках. Сначала окружавшие меня люди очень удивились, поскольку ничего подобного за мной не замечали. Моя жена сказала, чтобы я все это немедленно убрал. Я сказал, что убрать это нельзя, потому что в пачке все слипнется и пропадет. Потом удивились друзья. Как-то пришел ко мне литератор и издатель Михаил Гуревич, главный редактор издательства «Текст», а потом «Изографа». Он спросил: «А чьи это картины?» Я говорю: «Мои». Он говорит: «А почему бы не сделать выставку?» Я говорю: «Вы что, смеетесь? Это любительская мазня, не более того». Он ничего не ответил, ушел. В следующий раз пришел с какой-то женщиной, посидели, поговорили. Оказалось, что она директор галереи АСТИ Натэлла Войскунская. Она вдруг звонит мне по телефону: «Вы знаете, мы сейчас ехали с Мишей. Я ему сказала, что ваши картины стоят у меня перед глазами. Он сказал, что и у него тоже. А это значит, что надо делать выставку». Я говорю: «Вы хотите делать выставку, потому что у меня есть имя в другой области, да?» Она говорит: «Нет, не поэтому. Если бы ваши картины мне не понравились, я бы вам не предложила». Я долго не соглашался, потому что считал это большим нахальством – устраивать выставку. Но как-то меня уговорили, я пошел на нее с большим страхом. Была выставка. Я думал, что меня за нее обматерят. Я привык, что меня ругают. За литературу всю жизнь ругали последними словами, только сейчас немного затихли. А тут ничего. Даже какие-то художники оказались ко мне снисходительны. Так вот я и пошел дальше.

На выставке Владимира Войновича в галерее «Дом Нащокина», которая продлится с 21 марта по 2 мая 2005 года, будут представлены, кроме живописных работ, биографические фото- и киноматериалы.