141. Ждет ли человечество черный передел (Утро России, 1994, №27)

Ждет ли человечество «черный передел»?

Не так давно много шума в профессиональных кругах наделала статья директора Института стратегических исследований в Гарварде Сэмюэля Хантингтона, посвященная прогнозу межгосударственных отношений. По мнению ученого, страны вскоре разделятся не по критериям политического устройства, социально-экономической ориентации или уровню развития технологии, но по рубежам гораздо более древним и глубинным.

Впредь соперничать или союзничать будут отнюдь не нынешние национальные государства. Выявится глубоко укорененная в мировой истории отдельность цивилизаций. «Самобытность цивилизаций будет приобретать все большее значение, - пишет Хантингтон, - а облик мира все в большей степени будет определяться взаимодействием семи или восьми главных из них. Это – западная, конфуцианская, японская, исламская, индуистская, славяно-православная, латиноамериканская и, возможно, африканская цивилизация». Ученый предрекает, что вдоль границ, разделяющих эти культуры, произойдут наиболее кровопролитные конфликты. Линия же между так называемым Западом и остальным миром может стать взрывоопасной уже в ближайшее время.

Людям начитанным, конечно, сразу вспомнится знакомое. Немецкий философ Освальд Шпенглер в своей знаменитой книге «Закат Европы» (1918), произведшей большое впечатление не только на современников, но, пожалуй, и на весь двадцатый век, выдвинул теорию «морфологии мировой истории», в которой обосновал закрытость и взаимную непроницаемость мировых культу. Правда, он расположил их вдоль всей временной оси истории, а Хантингтон – в нынешнем геополитическом пространстве. Но сходство очевидно даже в перечне.

Важно и другое. Заинтересованная реакция на работу Хантингтона доказывает, что она явилась адекватным откликом интеллектуала на изменившуюся ситуацию в мире. Вспомним, как увлеченно обсуждалась совсем недавно прямо противоположная теория «конца истории» Фрэнсиса Фукуямы. Тогда на волне охватившей мир «горбомании» речь шла о единстве мировой цивилизации, построенной на принципах рынка и либерализма, которым не видно было альтернативы.

Крах коммунизма дал, однако, далеко не те результаты, которых ожидали поначалу. Взорвались Балканы, Закавказье, Средняя Азия. Даже рухнувшая Берлинская стена едва не придавала «общеевропейский дом». Какой уж тут конец истории… Скорее, ее новый ожесточенный виток. Или партия геополитических шахмат, в которой место прежних фигур заняли новые, а вернее, намного более древние: цивилизации.

Вообще геополитическая проблематика становится весьма актуальной. Расплодившиеся как грибы после дождя «центры стратегических исследований» дают свои прогнозы всевозможных комбинаций национальных конфликтов. Демагоги любого толка спешат набрать очки на модной теме. Статья Хантингтона потому и была замечена, что ее ждали. Она говорит не столько о вероятном будущем, сколько о внушающем страх настоящем.

Потом ситуация опять изменится, и нам продемонстрируют новую распечатанную колоду теорий; пасьянс послужит очередной прогностической моде.

Научность их не стоит преувеличивать. Обратим, скорее, внимание на их интеллектуальный конформизм, на политологическую ангажированность. Речь ведь на самом деле идет о проблемах трагических и неразрешимых, касающихся любого человека.

«В бывшем Советском Союзе коммунисты могут стать демократами, богатые – бедными, а бедные - богатыми, но русские не могут стать эстонцами», - замечает Хантингтон. Конечно, не могут. И не надо.

Не будем себя обманывать. Дело ведь не в культурном разнообразии человечества, не во взаимообогащении и взаимопонимании, к которому, кстати, призывает американский ученый в качестве обязательной профилактики будущих конфликтов.

Речь о «технологических разломах» цивилизаций, которые не перешагнуть и не переплыть человеку, даже захлебнувшись в крови – своей и чужой.

Поэтому перейдем от теории к практике. Мы слышим, как дышит за окном толпа, как заходятся в ура-патриотическом раже ораторы и власти, знаем, как легко охватывает людей возбуждение, втягивающее их в безысходную петлю ненависти. Кажется, что наука тут ни при чем. Она делает свое дело. Процесс объективен и внечеловечен. Просчитываются траектории народодвижений, прогнозируются гектолитры крови, правительства выдаются компетентные рекомендации.

Что с того, что чужое неразумие подытожено ученым разумом? Мысли – отдельно, мозги (включая те, что уже на мостовой) – отдельно. Или разум – явление глубоко факультативное, и индуисту против мусульманина, сербу против хорвата, армянину против азербайджанца он чужд?

Понимаю неприличную, парадоксальную, даже мракобесную позицию нарушителя хорошего тона, отрицающего ни в чем не повинную науку, когда спрашиваю: разве эта кровавая линия геополитической разборки проходит не внутри каждого человека? В том числе и ученого.

Московский ученый и писатель Георгий Гачев тридцать лет исследует «национальные образы мира», отвечая, по своему признанию, на единственный вопрос: «У меня отец болгарин, мать – еврейка, живу я в России – кто я такой?» Но ведь его слова, пожалуй, даже не вопрос, а только повод к дальнейшему осознанию себя человеком вообще. Тем, кто понимает слова древнегреческого философа Гераклита: «Для бодрствующих есть лишь единый и всеобщий космос; всякий спящий отвращается в свой собственный».

Я не против науки, исследующей геополитическую действительность. Я против самой этой действительности.

«Да, - говорит ученый, - скоро люди снова будут кушать друг друга в особо больших количествах. Примерное меню и режим питания следующие…»

Это не у кого-то, у нас – режим питания. Или ты убьешь весь его род. Или он убьет тебя и твоих детей.

Борьба этноцивилизаций ставит жизнь человечества под сомнение не извне, как, например, ядерное оружие. Она делает мнимой и сомнительной саму нашу суть.

Хочешь жить? Так будь молод, зол, крепок, варварски нерассуждающ – словом, пассионарен в духе теории Льва Гумилева. Благоразумно истребив соседей по двуногой популяции.

Тот же Гумилев вспоминал в беседе с автором этих строк, что в ГУЛАГе, когда с зека спадала вся шелуха человеческого, под исподом оказывалась голая этническая принадлежность. То, что можно сорвать только с кожей, в которой тебя родила мать. Из чего и сделан вывод, что это и есть подлинная, глубинная человеческая природа.

«Но ведь есть же в людях что-то общее, - растерянно пытался возразить я, - что дает возможность понять другого, как себя? Понять, что разницы между нами нет, или она случайна. Что я – это он… Да и как может христианин не принять во внимание, что был Христос, примиривший с Богом человечество, а не только немца или русского. Это куда деть?»

«Э-э-, молодой человек, - ответил Лев Николаевич. – «Общечеловеческое» это риторика прошлого века, а не наука. Все же остальное от того, что вы даже не еврей. Вы – москвич. А это особый нарост на теле человечества».

Наверное, так и есть. А остальное каждому предстоит решать для себя. В исторической ли точке бифуркации (то есть неопределенности), в фокусе ли воли Господней, в объективной ли реальности, против которой не попрешь. Решать даже тогда, когда выбора нет, когда – «оба хуже». Что, впрочем, и есть человеческая история, так некстати, не к ночи будь сказано, нас угораздившая.