351. Сергей Юрский о Зиновии Гердте (Огонек, 1996, 39)

Сергей Юрский: «Голос Гердта был камертоном».

Артист поздравляет артиста

- Думаю про Зиновия Ефимовича Гердта. Сам лежу больной и знаю, что и он заболел. Хочу послать ему привет в виде воспоминания о том, что связывает меня с ним прежде, чем его со мной, поскольку познакомились мы гораздо позже, чем я стал его поклонником.

Это не начало. Начало – теперь. В начале было Слово. Так сложились обстоятельства Гердта, что он со зрителями общался словом, скрываясь. Так получилось, но, может, где-то ему казалось, что так и должно быть, дескать, хромота, человек должен прятаться, а что может удивить – так это голос. Голос конферансье в спектакле «Необыкновенный концерт», когда он влюбил в себя всех нас. Голос Гердта был камертоном.

Играл он полного пошляка и идиота, абсолютно отрицательного героя, в котором было безумное обаяние. Откуда? Гердт не пародировал. Пародия быстро выдыхается, утомляет, это воздушный шарик, который сразу сдувается. А здесь было высокохудожественное явление. Спектакль длился очень долго, и каждый последующий выход конферансье хотелось слушать еще и еще, и чтобы это не кончалось.

Был голос. Было хорошо произнесенное слово. Причем он играл косноязычного человека, а слышалось, что сам актер прекрасно владеет русским языком и абсолютно свободен в нем. Вот этот артистизм, обаяние актерской двойственности было первым, что влюбило в Зиновия Гердта. Тогда он объездил все страны, но нам-то это было неизвестно, он был закрыт для нас.

А дальше лично для меня возникло второе чудо, когда они с Евгением Весником продублировали фильм «Полицейские и воры». Один из любимых фильмов моей актерской юности. Исполнение – именно исполнение! – Гердтом голоса артиста Тото в роли старого профессионального вора. Я не знаю, успел ли Тото услышать и оценить, как говорил Гердт, но это действительно было конгениально его исполнению. Роль, исполненная Гердтом, была на равных роли великого итальянского артиста в прекрасном неореалистическом фильме. Не могу не сказать, что и Весник был фантастичен во второй роли, дублируя Альдо Фабрици.

Итак, голос. А дальше обвалом произошло наше знакомство на съемках «Золотого теленка». Меня Швейцер пробовал долго. Не знаю, сколько он пробовал Гердта, по-моему, у него тоже были всякие сомнения, но, на мой взгляд, выбрал он всех в этом фильме идеально. И мы это чувствовали.

Я с изумлением смотрел на Гердта, к которому все «прилипало». Костюм Паниковского – прилип. Все движения – тоже. Мге казалось, ему даже не пришлось учить роль. Как у Ильфа и Петрова, так у него текст шел совершенно свободно.

Тогда я узнал Гердта в общении. Узнал, что у него есть аура, в которую попадают определенные люди. Если вам приятен этот круг, вы можете переезжать за Гердтом из города в город, и везде аура Гердта будет собирать подобных людей. Я узнал одесский круг Зиновия Гердта. Доктора Великанова, знакомых доктора Великанова, других друзей Гердта. Потом я встречался с ними в иные свои приезды, уже без Зиновия Ефимовича, и все равно ощущал его полное присутствие. Все разговоры о нем, его стиль, воспоминания о том, что, как и по какому поводу он на этом вот месте говорил – все это сохраняется крепко-крепко.

А потом Гердт заболел. В тот самый момент, когда мы сняли сцену смерти Паниковского и должны были еще многое доснимать, Зяма заболел. Заболел тяжело, попал в Ленинграде в больницу.

Я пришел его навестить. Он читал стихи Пастернака. Читал сестрам, врачам и себе. Тогда он сказал мне: «Знаете, я всегда любил Пастернака, очень любил. Но здесь, во время болезни, во время стояния «на грани», я почувствовал, что это не просто любовь, - я абсолютно нуждаюсь в нем. Это основа меня». И он прочитал несколько стихотворений. Я больше никогда не слышал подобного уровня чтения даже от него самого. Он не просто замечательно, он – существенно прочитал эти стихи.

А дальше… Ну то дальше? Дальше и вы сами все знаете. Дальше Зяма стал любимым всеми актером. Он много сыграл в театре, в кино, на телеэкране. Сейчас он стал ведущим «Чай-клуба», а до этого участвовал во многих мероприятиях, общался напрямую со зрителями, обрел поклонников во всем мире. Но это знают все, десятки людей это подтвердят.

Я же в дни его юбилея, очень солидного по возрасту, когда принято говорить: «Но он все еще молод!» - я с удовольствием скажу и эти слова, но более подчеркну то мужество, с которым он десятилетиями несет свой большой труд, свою неутомимость, свой неугасающий интерес к зрителям, к смотрению того, что делают другие, к поискам других, - все это вызывает у меня величайшее восхищение.

И я хочу пожелать моему дорогому Зиновию Ефимовичу сохранения мужества, сохранения сил и сказать: для меня моя любовь к слову определена небольшим количеством людей. И один из них – Зиновий Ефимович, который через комедию, через пародию дал мне ощущение силы слова. Потом я посмотрел, как он умеет двигаться, и полюбил его во плоти – «в теле». Я очень рад, что стал свидетелем того, как эти два понятия соединились в замечательном актерском и театрально-общественном явлении, которое называется – Зиновий Гердт.

Записал Игорь Шевелев.

«Огонек», №39, сентябрь 1996 года