797.Рецензия на книгу Юрского Игра в жизнь (Время МН, 2002, 26.4)

Семь глав седьмой книги

Сергей Юрский «Игра в жизнь». М.: Вагриус, 2002

Юрский Сергей Юрьевич

В фильме Сергея Юрского «Чернов/Chernov» герой, мечтая о дальних странах, о свободе иной жизни, все деньги и пыл души вкладывает в игрушечную железную дорогу. Вагоны, электровоз, мосты, водокачки, переезды дают хоть в фантазии реализовать безнадежную мечту освободиться от тоски замкнутого в несвободе советского человека.

Я всегда восхищался, какой замечательный символ выдумал Юрский. Пока тот не рассказал, что это он сам помешан на игрушечной железной дороге. Ну, конечно, у него была не такая роскошная и дорогая, как в фильме, но в принципе…

Актер являет нам символ человека. Должен ли он раскрывать свои мысли и суждения, когда так гениально передает чужие, великие? В новой книге знаменитого актера, вышедшей в серии «Мой ХХ век», говорится обо всем. О родителях, о папе – актере, режиссере, возглавлявшем когда-то все цирки страны. Однажды Сергея Юрского спросили: не страшно ли его дочери начинать сценическую жизнь с такой знаменитой фамилией? Сергей Юрьевич ответил, что когда он начинал, ему советовали взять псевдоним. Все равно он будет в тени своего великого отца. То есть ничего не известно. Тем более что Юрский – это как раз театральный псевдоним отца. Настоящая фамилия была Жихарев.

Итак, в книге вся жизнь. БДТ, сложные и счастливые отношения талантливого ученика с учителем – Товстоноговым. История гонений на Юрского в Ленинграде. Пражская весна и советские танки. Друзья. Переезд в Москву. Заграничные гастроли. Съемка «Золотого теленка». Поездка с двоюродными братьями на родину отца. Впечатления от нынешней жизни.

Юрский хороший писатель. Он честно пытается разобраться в себе и в веке, две трети которого захватил своей яркой и сложной судьбой. И читатель у Юрского хороший. Он видел актера в разных ролях в кино и на телевидении, в концертах и в интервью. Этот читатель хочет понять, за что и почему дано Сергею Юрскому это чудо перевоплощения, умение держать паузу, завораживать зал и миллионы зрителей Остапом Бендером и Викниксором, Чацким и героями Шукшина, стихами Бродского, Хармсом, Евгением Онегиным и лягушкой-путешественницей Гаршина.

В книге Юрский говорит своим голосом. Он сам пытается понять эту свою раздвоенность нутряного актера и режиссирующего точный эффект постановщика, который он же сам, Юрский, и есть. Почему Товстоногов говорил: «Сереже надо играть на сцене, а не в режиссера»? Он хочет сам понять, откуда эта раздвоенность невероятной народной славы и любви, и сосущего душу чувства полного одиночества, вечной несвоевременности дара, который не принят, не реализован, не оценен так, как должно? Вот, оказалось, что и все мы раздвоены, лишь постепенно заметив, что стали людьми прошлого века? Раздвоены между деньгами и нищетой разговоров о деньгах. Между скоростью жизни и суетой утраты покоя.

Размышления о конце пушкинской эпохи, который совпал с 200-летием поэта и концом календарного века, важнейшие для Юрского. Ощущение себя руиной былых времен – не из приятных. Тем более что советский век классическим никак не назовешь. Что же было и что ждет впереди? Что сейчас? Как жить актеру во времена ряженых? Когда все решает объем продаж, и частота упоминаний рождает интерес в публике, а не наоборот.

Года клонят к суровой роли умудренного собеседования со зрителем. Книга Юрского – попытка текста этой роли. Лицедейство и перевоплощение получались тем удачней, чем острее был страх и безвыходность остаться собой. «Нельзя слишком долго не выходить на сцену. Приходят страшные актерские сны», - пишет он. Описание такого сна замечательно напоминает гениальность того, что он обычно делает на сцене.

Теперь же, как в притче Чжуан-цзы, актеру Юрскому снится, что он проснулся и пытается разобраться в человеке, лицедействовавшем перед своим веком.