1297. Рецензия на Предбанник Юрского и интервью с ним (РГ, 2006, 7 апреля, МН, №12(

Репетиция репетиции

Сергей Юрский поставил Игоря Вацетиса

Сцена из спектакля

Премьера

Игорь Шевелев

На Малой сцене, что под самой крышей Театра им. Моссовета готовится премьера спектакля Сергея Юрского по пьесе его давнего автора Игоря Вацетиса «Предбанник». В спектакле много ролей, но всего семь актеров, среди которых сам Юрский, Александр Филиппенко, Лариса Кузнецова и другие.

Те, кто видел предыдущие постановки Юрским пьес И. Вацетиса, например, «Провокацию», которая до сих пор идет на сцене «Театра современной пьесы», может себе представить основной мотив и этого спектакля. Люди играют роли. И пусть вначале это политтехнолог Григорий Львович и депутат такая-то, представительница молдавского целителя и охранник, все вместе ждущие основного своего спонсора, - можно ждать, что потом они окажутся вовсе не теми, кого с таким скрипом, усилиями, с лошадиными дозами виски и головной болью представляют.

Впрочем, одновременно идет другая драма, и два актера, словно свалившиеся в наши дни из вечной пьесы Александра Николаевича Островского, отдыхают в той же комнате между актами спектаклей, в которых играют то нечто гоголевское, то монтажников, то Антона Павловича с Львом Николаевичем, жалуются, как водится, на жизнь, здоровье, текст пьесы. Впрочем, последняя, в которой они играют, им даже нравится. Оказывается, что это как раз та самая – с политтехнологом и депутаткой, - которая разыгрывается тут же, - то ли в курилке, то ли в предбаннике ресторана, то ли в комнате для совещаний. Один актер (Филиппенко) играет роль того самого спонсора партии, которого все ждут, потихоньку предают, крадут бумаги, срывают приезд англичан и пр. Другой (Александр Яцко) – тот самый молдавский целитель, предлагающий заключить контракт на зомбирование электората на предстоящих выборах.

Впрочем, оказывается, что и сами герои основного действа – тоже всего лишь исполнители некоего реалити-шоу, снимающегося под диктовку невидимого режиссера. Выясняется это, когда одному из актеров, - дяде Боре, исполняющему роль политтехнолога Григория Яковлевича, становится плохо с сердцем. Все суется, актер успокаивает их, спонсор понимает, что его одурачили и готов принять самые жесткие меры, целитель за отсутствием электората зомбирует участников действия, пуская их всех в веселый пляс традиционного русского карнавала, где все играют не свои роли, представляя и произнося совсем не то, что на самом деле имеют в виду. В суматохе дядя Боря (артист Сергей Юрский) потихоньку умирает. Невидимый режиссер реалити-шоу, под дудку которого все пляшут (голос Сергея Юрского), остается, кажется, доволен отснятым материалом.

Спектакль, поставленный Юрским, очень живой, озорной, компактный, увлекающий зрителя игрой актеров. Постоянный смех от узнаваемых реалий окружающего нас реалити-шоу вдруг застревает в горле комком слез. Ведь и впрямь – предбанник. Ладно бы время зря тратили. Но уже непонятно, кого играем, чьи слова произносим, на чью потребу.

Предыдущую постановку Юрским пьесы Вацетиса «Провокация» критика не особо поняла в момент выхода спектакля лет пять назад. Как-то все показалось запутанным. Нынешняя реальность, разыгрываемая, по большей части, в жанре инсталляционного карнавала на фоне политтехнологической спецоперации, должна была вроде приучить к большей сообразительности.

Театр искусство летучее, моментальное. Что придает ему чудо восторга, остающегося с нами? Игра актеров? Какая-то особая субстанциальность пластики, голоса, колдовского движения вне и помимо нас?

А может быть пьеса о том, что, вдруг оказавшись участниками реалити-шоу, мы посмотрели на роли, которые играем в своей жизни, со стороны, и поразились их ничтожеству, зряшности, тем более – накануне занавеса?.. Что-то в наших жизненных ролях все больше абсурда, мелкой халтуры. В век ряженых, сказал однажды Сергей Юрский, профессия актера умирает.

Или становится пророческой?

Самое время для предпремьерного интервью с Сергеем Юрским.

- Сергей Юрьевич, о чем ваш спектакль?

- Сложно сказать, чтобы не сбить читателя с толку. О типах сегодняшнего дня. О бизнесвумен, которая готова делать карьеру, идя напролом. О женщине, которая, выйдя из комсомола, стала как бы финансовым деятелем, но – как бы. О человеке, овладевающем большими деньгами и большой властью. О человеке, вечно протестующем против всего. О человеке, тоскующем по прошлому. О человеке, который не в своей тарелке. Это типы, представленные в пьесе. Остальное – игра актеров и самих героев. Важно, как она будет увидена зрителем.

- Между премьерами двух спектаклей по пьесам И. Вацетиса «Провокация» и «Предбанник» - пять лет. Теперь вы будете играть их в разных театрах, но синхронно.

- Да, это типы людей на сцене сегодняшней жизни. Сама жизнь все более стремится стать сценой, что, на мой взгляд, очень тревожно, потому что сценой должна быть сцена, а жизнь должна быть жизнью, а не наоборот. А мы слышим все время: «игроки на этом поле не соблюдают правил». А речь идет о начале войны в одном из регионов. Или – «в большой игре появился новый игрок». А говорится о миллиардных тратах, которые в итоге касаются миллионов людей. Жизнь пытается стать сценой, а люди на ней – режиссерами чужих судеб.

- За пять лет между пьесами эта игра в жизнь изменилась?

- В «Предбаннике» я не вижу второй серии. «Провокация» идет до сих пор, и в отношениях со зрителями я ее ощущаю как все более современную пьесу. «Провокация» - это матрица притворства: все надели чужие маски. А «Предбанник», когда маски уже приросли. Там люди еще чувствовали какую-то неловкость: «э, да мы заигрались…» А эти люди так и живут масками, и движутся – из одного капкана в другой.

- Пытаешься выбраться из одного тупика, а попадаешь в следующий?

- Я это наблюдаю ежедневно, летая на самолете по стране, сталкиваясь с необходимостями нашей жизни. Пока смотришь со стороны, вроде бы все хорошо, витрины сияют. Как только сталкиваешься с необходимостью, - с медициной и лечением, с транспортом, - все меняется. Вчера вхожу в аэропорт и не прохожу мимо, а останавливаю взгляд. Полуголые люди, сняв ботинки, с ванночками, которые в 30-е годы раздавали в банях, - для ног и тела, - стоят в очереди на осмотр, и женщины их обыскивают. Вглядитесь, это абсурд! Но я уже не могу сказать: «Какая глупость, давайте отменим!» Отменить нельзя, это уже реальная проблема терроризма. И реальный абсурд – стоит очередь людей с ванночками и в бахилах, надетых на носки. Но мой спектакль – это попытка не взвыть от ужаса, а смехом прояснить ум человека, на все это глядящего.

- Довольны ли вы ансамблем актеров? Очень трудно совместить расписания хороших актеров из разных театров, если иметь в виду долгую репертуарную перспективу?

- В репертуарной перспективе это безумно сложно. Мы и «Провокацию» играем очень мало, потому что у всех свои расписания, и здесь будут проблемы, но я пока не хочу о них думать. Главное, что актеры идеально подходят к своим ролям, и мне кажется, за время репетиций мы образовали нечто вроде артели, будучи заинтересованы в пьесе, друг в друге, и в том, о чем речь в спектакле. Что касается взаимоотношений со зрителем, - это впереди.

- Вы всегда говорили, что вы – актер больших залов. А сейчас малый зал под крышей театра им. Моссовета, совсем немного зрителей, почему?

- Я бы перенес спектакль на большую сцену. Но у меня такое разочарование в действительности, - вы это видите и в спектакле, - что, боюсь, тысяча человек уже не способна воспринимать то, что требует от них хоть каких-то усилий понимания.

- При этом контакт зрителя с актером, который играет в нескольких метрах как будто для тебя одного, - совершенно невероятный.

- Да, играет для тебя. Но это и от тебя требует чего-то в ответ. Я только что был в Набережных Челнах, и эта поездка меня несколько ободрила, потому что был трудный гигантский зал в восемьсот человек, целиком наполненный людьми, пришедшими на литературный концерт. Все это обнадеживает. Но столица настолько отстает в духовном и эмоциональном строе от провинции, что я не уверен в Москве. Извините меня за мою печаль.