Год погоды. 13 апреля

На следующий день

13 апреля. Видишь природу урывками, - из окна комнаты, из окна вагона метро, когда поезд выезжает из туннеля, и сорок три секунды ты видишь небо в белых полосах, солнце, бьющее в глаза, зеленую травку, вылезающую на склоне рядом с рельсами, или, стоя во дворе, распивая с приятелями бутылку вина. Тепло, в куртке жарко, в рубашке холодно, но после стакана вина нормально, небось, не продует. Вдруг понимаешь, что эти минуты питья из пластиковых стаканчиков, похлопывания приятелей по плечам, этот чахлый двор со скамейкой и голыми прутиками деревьев – все, что у тебя есть помимо тоски. И, главное, что никому не скажешь, потому что зачем же еще и их нагружать, - у всех свои заботы, хорошо никому не бывает, надо улыбаться, дружище.

Несмотря на вчерашний дождь, сухо, и с поля, когда ветер, несет тучи пыли. Надо протирать в комнате каждый день, вытряхивать тряпки, следить за чистотой. Сбоку от дома геодезисты расставили свои треноги, что-то там измеряя, но ты поневоле подозреваешь в них чьих-то агентов, ведущих за кем-нибудь слежку. Мы все более живем внутри нехорошего детектива, где не разберешь, кто есть кто. Между тем, и без геодезистов никуда, - Москва потихоньку сползает в большую яму, трескается, распадается на части. Ты думал о человеке, что он начальник, а он самый главный террорист, говорят, что Сталин ввел эту практику, сам ее разоблачая, но в безумии нет одного Сталина, тут все Сталины, болезнь такая.

Весна, вода поднимается, подтопляя низины. Ищешь, куда бы отскочить. Ага, вот Божья пристань. Смотришь, а там уже тоже наши люди расставляют вешки, говорят Божьим языком, заячьи уши показывают, мол, иди сюда, не страшно, главное, соблюдай правила подхода к облизывающемуся рту. Даже странно, что кому-то еще нужны твои покрытые жиром кости.

На улице поражен множеством мельчайших свежих после зимы запахов. Какой Лейбниц нужен, чтобы рассортировать эти бесконечно малые оттенки. Множество маленьких детей, расползающихся по двору как тараканы. Тут же несколько маток с выставленными на прогулку колясками с младенцами. Малярши в рабочих хламидах идут из ближайшего магазина, неся под мышками молоко с хлебом и колбасу себе на рабочий полдень. Все, как и положено в муравейнике, заняты текущими делами. Ветер постукивает в окно, довольно живо гоняя южные облака с темными подстежками на брюхе, которые к вечеру снова обернутся дождем. Солнцу особенно нравятся торцы домов без окон. Оно словно пытается их прожечь, но ветер-то холодный.

В такой день кажется, что все вещи в доме и на улице, вроде людей и автомашин, разбросаны в беспорядке и без всякого видимого смысла. Оно и лучше, чем, когда люди пытаются наводить этот смысл, истребляя кого-то из себе подобных. К середине дня кажется, что мозг выжжен отсутствием алкоголя. Глаз, как известно, тянется к подобному. Беременным попадаются навстречу одни беременные, велосипедистам велосипедисты, космополитам – масоны и сотрудники западных радиостанций. На кого он ни посмотрит, все кажется, шатаются и глаза завели к переносице. Хорошо, что хоть тихо.