Год погоды. 29 августа

Хлебный Спас

29 августа. Третий Спас отмечали водой, новыми колодцами, родниками, целебными источниками. А он накануне приплыл с Волги, где простудился и упал духом, последний день даже боялся выходить на палубу, так кашлял и непрерывно сморкался. Дома, вроде бы, пришел в себя, наелся лекарств. Показалось все странным, в голове сильно шумело, было душно. В доме все было покрыто пылью. Но так же, как он чихал перед отъездом от аллергии, так же насморк теперь тут же прошел, и простуда прошла, и все опять вошло в прежние рамки, которых, казалось, никогда уже не будет.

Он понимал, что настоящая погода заключается в смешении самых разных составляющих, для которых иной раз не хватает ни ума, ни сердца. Всю эту бодягу заваривают редкостные энтузиасты. Ясно, что сами они сидят в темном углу, соблюдают режим и смешивают, смешивают ингредиенты. Тут главное - воображение. Не бояться тоски, нарушения табу, веселья, мата. Выраженные метеорологическими параметрами, они обдувают нашу обитель в лесу и в поле. Странное слово «абраксас» включает в себя все дни года, важно разбить его на части, чтобы всем хватило на жизнь. Иные меняют «б» на «в» - «авраксас», - и тогда получается високосный год. Жизнь проходит так быстро, что остановить ее может только слово.

Пожив, он складывал увиденное и вынюханное в большой мешок, тащил себе в конуру, называемую кабинетом, и там долго раскладывал по полочкам и каталогам. Все могло быть пущено в ход при первой возможности. Смысла в жизни нет, лишь глупая и сверкающая энергия. Питался сухим сыром и холодными пирожками с куриным мясом. Вино пить надо было осторожно. От того, что наливали из бочонка, выдавая за натуральное, довольно скоро начинал сверлить желудок. Потихоньку становилось пасмурно, пряталось солнце, воздух висел маревом. Прислушиваясь, он застигал дождь врасплох, - тот едва только успел бросить первые капли на асфальт, а дети уже бегали по комнатам и кричали: «дождь, дождь!..» Да если бы и не было дождя, все равно очень скоро наступал вечер. Выходила такая полная, дородная луна, что никто не верил, что это еще не полнолуние.

Он вовремя заболел, чтобы воспринимать все, как в бреду, боковым зрением, нервируя и отвлекая всех непрерывным оханьем и наблюдая луну, наблюдавшую за ним как в материализовавшемся бреду. Ночь была тяжелая и сырая, никак не разрешающаяся повальной грозой и бурей, которые все равно бы ничего не дали, кроме спокойного сна. Он пытается схватить рукой мираж, но тот ускользает и растворяется. Только тогда понимаешь, что и сам ты мираж и больше ничего.

Человек – маленький погодный мираж, безмолвные зарницы на темном небе, которые они видели с левой стороны, проплывая на корабле. Можно ли было спать в эту воробьиную ночь, когда все вздрагивало, как в испуге, от коротких непонятных вспышек, когда надо не быть, чтобы соответствовать окружающему. Если идти в отшельники, то с тетрадкой для записи метеорологических явлений, перемежающейся молитвами во славу Творцу, понять которого нельзя, а простить и забыть невозможно. Монах в клетке.