Зябкая, гриппозная сырость

Год погоды. 15 декабря

15 декабря. К концу года, как известно, все болезни обостряются, витает грипп, сопли текут сами собой, инфлюэнца, гайморит, тоска точит, - все, чего хотел, не сделал, а то, что хочешь сделать, никто не даст. Даже, если и здоров, висишь в промежуточном состоянии. Лоб узок, горит, так бы и хлопнулся в грязь лицом, лишь бы охолонуть. Градусник бьется под ветром, прибитый к оконной раме, стучит по ней. Гнилая погода.

Лес гудит туго, думаешь, может, уйти туда, поселиться с краю в заброшенной и загаженной с лета избе, слушать, как шумит ветер с дождем, прежде называвшимся снегом, и выть, выть, выть от глухой и непробудной тоски. Окно мало того, что покрылось каплями дождя, так они еще замерзли в какой-то момент, обратившись налепленные к стеклу ледышки, и вовсе уже почти не пропускали слюдяной рыбный свет половины декабря.

Каждый день он уходил все дальше в лес, но каждый день возвращался. Словно отмерял расстояние, на котором оставался самим собой. Еще дальше, еще. Так играют со смертью, с небытием. Он еще не хотел умирать, не терял надежд на улучшение своей жизни, внезапное разрешение от пустоты, выигрыша в жизненной лотерее. Однако уже примерял на себя иной исход, которого в любом случае ведь не миновать.

Приближались святки, время губительное для одинокого человека в поле или в лесу. Волчьи свадьбы никто не отменял. Просто те, кого считали людьми, влезли в опустевшие на время серые шкуры, говоря самим себе, что должен ведь кто-то следить за поголовьем человечьего скота, а если не они, то кто же. Крутит в голове снежные вихрь, сердце леденит напрасной злобой.

Этот дождь, притворяющийся снегом, он гонится за тобой, уже догнал, стоит только выйти из-под козырька подъезда, чтобы пройти девять шагов до арки, в которой всегда тебя ударит ветром, но хотя бы дождя нет. А выйдешь из арки, он тут как тут. И вот вбивает тебе голову в плечи, все ниже и ниже, чтобы не возникал. И не возникаешь, куда там.

Когда вечером выходишь из дома и едешь туда, очень болит сердце. Приходится даже купить в метро валидол. Немного страшновато умереть прямо на улице. Там выпиваешь три-четыре рюмки водки, закусываешь, и вроде бы становится полегче. Настроение хуже, потому что трезвее, а самочувствие лучше, отпускает, и ничто уже не мешает сердиться на весь подлунный мир. Сыт, немного пьян, вполне можно бунтовать против создателя. Чего еще делать в середине декабря, в эту тихую ночь, когда блестит черный асфальт, дождь кончился, мягкая, словно осенняя, погода. Бунтуй, не хочу.

Сейчас в лесу, небось, как в бане, подумал он. Тихо, темно, прелый запах, черное небо, звезды на нем. Так страшно, что хочется, все бросив, бежать, сломя голову, ломая сухостой. Жаль, в зимнем лесу нельзя выжить, оставаясь человеком. Будем считать, что он вернулся в избу, заперся, стал ждать гостей. У него и ружье было приготовлено. Вырезал аккуратную дыру внизу окна в прихожей, и выставил на тропинку к дому. Ждать осталось недолго, у луны как раз были месячные, тут и гости не преминут заявиться.

Первая | Генеральный каталог | Библиография | Светская жизнь | Книжный угол | Автопортрет в интерьере | Проза | Книги и альбомы | Хронограф | Портреты, беседы, монологи | Путешествия | Статьи | Гостевая книга