Год погоды. 31 декабря

Пруд на футбольном поле

31 декабря. Сильная оттепель превратила наросший на дорогах лед в большие непроходимые лужи. На кухне, где на всех конфорках что-то варится, парится, жарится, непрерывно работает телевизор. Барбара Брыльска рассказывает Оксане Пушкиной о своей женской судьбе перед очередным показом «Иронии судьбы». Как-то не очень ловко себя чувствуешь. Сын пошел покупать подарок своей любимой племяннице. Он не уверен, что стоит в этом году убирать новогоднюю елку. Вдруг перекосит болью челюсть. Или насморк вдруг сильный. И вообще не очень понятно, что делать, как жить. То есть – в целом. Потому что тогда и каждый миг непонятно, как устраивать.

Это день, когда можно или мотаться бессмысленно по улице среди других людей, в магазинах, в транспорте, или сидеть безвылазно дома, стараясь не звонить и не подходить к телефону. Вот уж поистине, день одиночества. Иногда кажется, что вот брезжит выход, все будет хорошо. Ты найдешь себя, а потом и тех, кто рядом с тобой. Наладится регулярный труд, сон, стул, будет много сил и здоровья. Жизнь снова пошла мимо тебя и таких как ты, но ты выстроишь свою параллельную вселенную, которая не может не быть краше той, что объявлена кем-то единственной.

За стеной у соседей столько музыки с утра, сколько не было, наверное, весь год. Но и та покуда не агрессивна, а почти раздумчива, хоть и грохочет. Ближе к сумеркам и она затихает.

Надо изрядно прожить, чтобы празднование Нового года не навевало излишней печали от предчувствия несбывшихся ожиданий праздника и нового счастья. Младший сын на находит себе места, рвется ехать за подарком для племянницы, а потом к старшему сыну в его семью. Но должна приехать сестра, и он в недоумении и на распутье, переговариваясь по телефону с приятелями.

Каждый потихоньку занят своим делом, дожидаясь вечера, оформляет подарки, складывая в мешок. Елки все еще нет. Возможно, ее соберут в самый последний момент. Время потихоньку течет, как вода из худого бачка в туалете. Наверняка оно смоет всех подряд. Хочется отойти в сторону и там устроить иную жизнь, но уже, кажется, нету на это сил.

Впрочем, и нынешняя полна особого комфорта, особенно по сравнению с той, что описана в классической литературе XIX века. Если даже беден ты, человек, то можешь смотреть телевизор, забываясь чужим богатством, подмена нешуточная, но успокаивающая. Лучше так, чем никак. А, коли есть лишние силы, можешь выехать на машине за город, да и мчать под сырым и темным небом, куда дорога глядит, может, где-то вдали и будет ждать тебя пустая гостиница и чужой случайный праздник, который ты разделишь с наслаждением постороннего всем человека.

Он обещал себе описывать все, что с ним происходит, включая эту мрачную и грустную зиму, не сулившую впереди ничего хорошего, кроме того, что он сам себе в этом своем будущем придумает. Неужели надо опять сниматься с места и куда-то бежать, как безнадежному легочному больному?