Год погоды. 5 февраля

Собор костромских святых

5 февраля. Успокаивающий вид из окна – все завалено снежными сугробами, мимо которых движутся редкие людишки: пейзаж, вполне годный для собора костромских святых и воспоминания обо всех прочих соборах.

Бунин на корабле «Патрас» пробивался сквозь снежную бурю из Одессы в Константинополь. Накануне два таких же корабля потерпели крушение у Босфора. Утром получил по электронной почте четыре письма, из чего понял, что люди, живущие в интернете, спят мало. Два письма, впрочем, были из Америки, в Чикаго шел снег, были сугробы. Вспомнил, что в новостях показывали наводнение в Британии. Некий олигарх с нетитульной фамилией купил коллекцию Фаберже в 180 предметов и из них 9 пасхальных яиц примерно за 120 миллионов долларов, чтобы подарить стране, и тем самым откупиться от грядущих неприятностей. Драгоценности обещали выставить в Кремле на Пасху.

Позвонил Валера Черкашин, приглашая на выставку в индийский культурный центр, и заодно обменялись письмами, как в рассказе Носова про мальчиков, которые протянули между квартирами провод и пытались разговаривать. И название вспомнил «Телефон». И Валера наверняка его читал. И модель поведения абсолютно та же, что в рассказе. Но Валере позвонили в дверь, и общение пришлось прервать. А у него жена уходила в театр на Таганке общаться с Каталин Любимовой по поводу альбома к 40-летнему юбилею театра.

Между тем, Бунин пишет как встретил косцов, которые ели мухоморы, сваренные в котле, и называли их «чистой курятиной», предлагая и ему попробовать, а потом косили и пели, не замечая того. И далее поразительный по ностальгии гимн одурманенной песней и пейзажем России. И следующие рассказы – чистый сон. У нас же – компьютерная переписка, среднее между сном и явью положение. Но все еще можно выйти – на улицу, к людям, купить свежего хлеба и три десятка яиц, чтобы готовить детям на завтрак. Дохнуть морозным снежным воздухом. Хотя и не получается: выходишь по делам, чтобы потом написать об этом тут же. И смотришь, в основном, под ноги, замечая лишь огни машин, домов, рекламы, черный воздух и небо вечернего города, смутные лица друзей, которые проявляются при приближении. И ни в коем случае не пить водку, говоришь себе, только белое вино, и то, чтобы приятнее было закусывать.

Когда ясное солнечное небо, то с утра обязательно обнаруживаешь белую полосу от пролетевшего самолета. Сегодня небо безвидно и поросло серой сыростью. На улице теплеет, а в комнате, как обычно в таких случаях, заметно холоднее, потому что ветер дует в незаклеенные окна. Но вот и он стихает. Тогда кажется, что можно будет скоро открывать окна, но, поглядев, замечаешь, что их снаружи закрывает толстая кайма чистого снега. Поэтому и так тихо все. Для других стран зима, наверное, тяжела, а тут, в Москве, в России нет времени – вот и все. И хорошо, если не страшно будущего голода.

Представлял, как вечером поедет на Таганку, чтобы потом спуститься к Яузе. Как не дождется троллейбуса и пойдет, оскальзываясь, вниз по улице.