Год погоды. 6 июля

Груня Купальница

6 июля. Власть в России он ненавидел, а погоду любил. Даже июль в этом году выдался щадящим, под настроение, чтобы не угробить. Днем шестнадцать градусов, солнца нет, небо облачное, дети и собаководы, все утро не дававшие спать, исчезли, как вымерли под тихий джаз у него из компьютера.

С утра он не любил принимать горячую ванну, потому что начинало клонить в сон, но такой уж день выдался, когда это принято. Поехал на дачу, где хозяйка уже затопила заранее баньку ему, набросала на деревянный пол траву, ромашку, мяту, папоротник. Веник тоже сделала ему специальный, травный, что попарил себя, побаловал. Приятно, когда хоть кто-то тебя любит, заботится. Он этого не заслужил, на других внимания не обращал.

Она же покормила его обетной ячменной кашей, как нищего, который прибился с утра к дому, как, впрочем, и было. Дождик тоже омыл землю, что он делал весь месяц. Из баньки на веранду шел под дождем, как под душем прохладным, распаренный. После каши он уже собирался домой, но хозяйка напомнила, что ночью все пойдут искать тайно расцветший папоротник, который дается только людям чистым, опрятным, чтобы осветить дорогу в лучший, нежели наш, мир. Недаром говорится: «приготовьте пути Господу».

Вместо обычной своей штопки, за которой он привык ее тут видеть, сплетала сегодня пахучие травные венки. «После обеда поможете мне еще нарвать», - предложила ему. Груня на свидание с Иваном Купалой едет. Она ему и перчатки приготовила, чтобы крапиву было не больно рвать в глубине участка. Конечно, и сама могла это сделать, но о нем вспомнила, так и знала, что приедет. Спросила, хочет ли он жечь костер. Ну, если небольшой, сказал он, то почему бы нет. Прыгать не будем, а перешагнуть можно.

Так и остался до вечера. После каши и бани разморило его. Под шорканье дождя так и заснул на веранде, накрывшись старой офицерской плащ-палаткой, вдыхая знакомые с детства запахи. Проснувшись, спустился мимо огорода к речке, чтобы проредить заросли крапивы, нарвал целую кучу, сложил на кострище, где обычно жарили шашлык да сжигали бумагу из сортира. А хозяйка репу посадила, от этого дня все особенно хорошо растет. Сажала, приговаривая: «Репа да горох сеются для воров». Он уже и забыл эту присказку. Сам мальчишкой таскал с чужих огородов, - и есть хотелось все время, и добытое с риском казалось особенно вкусным.

А ночью смотрел, как деревья ходят с места на место, переговариваются друг с другом и с травами. Слышно было, как соком наливаются под дождем. Он пошел посмотреть, что там еще за шум со стороны проселка. Оказалось, что бомжи раскурочивают выброшенную кем-то на помойку газовую плиту, выламывая ее металлические части, чтобы сдать в приемный пункт за деньги на бутылку. Грохот раздавался в ночи накануне Ивана Купалы.

Хорошо, что он взял с собой сигареты. Он закурил и пошел по темным улочкам поселка, - Ленина, Московская, Интернациональная, Дзержинского, - все они были еще из прошлой жизни, а огромные особняки за заборами уже из нынешней. Электрички уже не ходили, и он гулял себе просто так.