Петя Поворот

Год погоды. 25 июня

25 июня. Вот так всегда, - солнце на зиму, лето на жару: все как у людей, наоборот. На улице пасмурно, ветерок, что-то прибалтийское, а память напекло, и кепку бейсболку надел задом наперед, чтобы не спечься. Нет большей рутины, чем в хорошей летней жизни. На селе хлеб начинают пропалывать, в городе посиживать допоздна в открытых кафе. Время отлета на юга, - в Крыму разбились, в Турции взорвались, в Египте сошли с рельс и утонули. Врешь, всех не перетопишь. Как в детстве, в фильме, рванув тельняшку на груди, - все включено, и бассейн, и море с песочком, и семь раз питание с вином, пивом и тьмой напитков, включая лед и мороженое между третьим завтраком и вторым обедом. Или привез на дачу машину плитки и, не торопясь, начал выстилать дорожки в саду, чтобы не тонуть в грязи, когда осень и дожди. Самое большое удовольствие, - и занят чем-то, и отдыхаешь.

Рубашка, а сверху безрукавка, - комфортней всего. И белые штаны. Сам себе кажешься хорош, редкое ощущение: хорош никогда не был, а молод был - слова Пушкина. Ветер приятный. Он летом, как солнце зимой, к счастью.

Пробираться сквозь жизнь надо, как бы безнадежно это ни казалось. Рот набит землей, а ты прешь вперед, как слепая землеройка. Сон приводит человека в среднее состояние, но проходит два часа, и ты снова готов к обходным маневрам, - собрать всю эту жизнь в кулак, а самому пробраться туда, где никто еще не был. Вот он, маячит горизонт, где и ум другой, и слова правильные, и сморщенная нелюбовью душа оправится, потому что там без обмана, мозг весь на винте.

А здесь все постепенно сходит на нет, - малейшая просрочка уплаты за телефон и квартиру обращала его в отчаяние и готовность, утратив все, идти по миру. Этак, понятно, все боятся, но надо же кому-то и до конца дойти. Как же он был благодарен устроителю погоды, что тот подыгрывал ему в его трудах, не выкуривал жарой и чумой из тихого кабинета с расфуфыренными сквозняком занавесками, защищавшими от комаров и мух. И голова не болит.

Он начал с того, что прекратил перемещения по городу, которыми был сыт по горло. Сама посадка в метро или в автобус погружала его в неприятную безысходную дремоту. Зачем, спрашивается, терять столько времени, если все равно приедешь туда, где был вначале? Непрерывное путешествие в один конец, - на меньшее он не согласен. А, на самом деле, живи там, где ты есть, не ошибешься.

Неприятные мысли гудели и покусывали как мелкие насекомые. Для этого мы и ездим туда-сюда, чтобы сбить их проносящимся мимо воздухом. А он, наоборот, вытаскивал эти насекомые мысли на свет, рассматривал чуть ли не через микроскоп. Если полудурку Прусту это удалось, ему тем более.

Не было большой идеи, которая примагничивает человека, выдернутого из обыденной жизни, чтобы он не распался на составляющие его части. Разве что идея самого письма, прослеживающего жизнь этих насекомых мыслей. Когда ты сам превращаешься в большое насекомое, питающееся малыми, и входя в общую сеть таких же больших. В саду покачиваешься в гамаке, глядя на листья над тобой, на серое небо за деревьями, нюхая и прислушиваясь.

 Первая | Библиография | Светская жизнь | Книжный угол | Автопортрет в интерьере | Проза | Книги и альбомы | Хронограф | Портреты, беседы, монологи | Путешествия | Статьи | Гостевая книга