Год погоды. 15 марта

Мартовские иды

15 марта. Почему они не выключают фонари в середине дня? Свет от них, как чешуйки слюды в сером воздухе, над которым плывет кефирное небо в комках, физически ощущаемых на язык. Литература выросла из еды, прочитал он накануне у кого-то из новых французских философов. То, что нельзя съесть, нельзя ни проговорить, ни, стало быть, подумать. Вкус, конечно, очень варварский, но верный. По градусам, вроде бы, тепло, а зябко. Не забирает, значит, надо добавить. Воздух ртутный, маслянистый, хватаешь его рыбьим ртом, пока он расползается по дворам, домам, чахлым деревьям, змеится лужами, которые не поймут, то ли им леденеть, то ли продолжать кваситься грязью. Все замерло, неопределенно. За директором сгоревшего ночью Манежа пришла машина от мэра. Вместо памятника послепожарной Москвы 1812 года построят памятник лужковской столицы 2004 года – с подземными гаражами, барами, магазинами, все вдвое лучше, краше, веселее. Это только ему больше некуда будет возвращаться. Так он тут и не жилец. Холмы застроили, неба не видно, переулки загородили, - там, где раньше КГБ с военными были, там теперь они же, но уже в личном пользовании, а солдатики те же остались охранять, только форму сняли и повзрослели.

По краям Москвы болгары построили новые высотные башни. На самом верху надо было бы давать жилье особым людям, которые на улицу почти не выходят, а хотят к небу быть ближе. Но дают, конечно, тем, у кого деньги есть, а не кому надо. Он достаточно вяло представлял себя в счастливой близости с облаками, скорее, в канаве закончить ему свой век, чего уж там. И теплее, и небо отсвечивает в стоячей воде, и запах земли ближе, всего тебя окурит.

Люди движутся сонно. Автобус застрял прямо у остановки. Приехала аварийка, долго стояла, примериваясь, как лучше вывезти железяку. Либидо на нуле, бензин сливается в лужи, которые не переливаются на свету цветами радуги, потому что света нет, а темнеют дрянным машинным испражнением. Фрейд пробивает билетик в автобусе, протискивается к выходу, спрашивает, выходят ли на следующей. Сплошная анальная регрессия дворовых людей. Человек, вышедший в такой день в лес, в толпу ли, просто на улицу, вскоре растворяется в окружающей среде без всякого следа, как будто его не было. Даже осадка никакого не остается, чистый вымысел, а не человек, словно праздник какой-то был накануне, но и праздника ведь не было, так, погорело что-то, почудили в беспамятстве, а теперь следующие сто лет придется расхлебывать сапогом.

Непонятно, то ли поселение бедное и глухое, потому что такая погода, то ли, наоборот, общая тоска распространилась, заразив своим чавкающим зевком поднебесье. Только и остается человеку что святость. В России она тоже погодное явление. Не кусать ближнего-то своего - самое тяжкое, коли природа требует. В аптеке он залюбовался на девушку в белом халате и шапочке, которая приветливо выдавала людям лекарства, витамины, зеленый китайский чай, который те просили. Даже не подумал, как обычно, про фирмачей, который берут сегодня на аптечных ценах до десяти раз прибыли.