Год погоды. 23 марта

Мученицы Галины и иных

23 марта. Странная погода. То ударит в лицо ветром с мелкой дробью града, то раздвинется солнцем и небом, то опять темно и ветер. И странный снег пошел, который растаял вместе со всеми зимними наледями, начисто открыв все газоны с темноватой травой. Работники городских служб вышли, как один, на городские улицы приводить их в порядок, если не ко дню рождения В. Ленина, так ко дню смерти и воскресения И. Христа. Лишь бы здоровы были.

Птички под стрехой застекленного балкона что-то себе свили и кричат с самого утра, не давая спать. Потому что главное по весне это волнующие новыми запахами и особой тишиной – ночи. Тут самое вдохновение. Окна вроде бы еще рано распахивать, но особый темный состав, пропитывающий вечера, уже ощущается. И молодые люди с гитарами все ближе подбираются к детским площадкам перед домами, чтобы закрепиться там до следующей осени. Или они выросли и разбрелись, оставив после себя дырку тишины, как во дворе дома, где живет мама?

Нет, рано еще закладывать беговые дрожки и ехать в лес на рябчиков. Да и есть ли этот лес, эти рябчики, эти дрожки? Вряд ли. Все привиделось. Мы славно эмигрировали в никуда, в веретено вагонов метро, забот, жажды мгновенных новостей и страхов перед ними, заставляющих ожидать их. Ни один беляк уже не выскочит из чащи, всех перестреляли в гражданскую вместе с красными и зелеными. Оттого и экологии нет.

Земля под ногой сырая и мягкая, и черт с ними с ботинками, которые никак не могут досыта наесться липнущей грязи. Свобода приходит ногами. Птица бьется сердцем, слагается в стаи, испещряющие небо письменами. Стук да стук, ничего не прочесть. Воздух затупился, утратил морозную остроту, тут-то самый грипп и витает. Идешь в ближайшую рощицу унюхать запах талого снега и согревающейся земли, из-под него вылезшей. Может, думаешь, бежать куда-нибудь за границу?

Весной, сколько раз он это замечал, начинаешь хуже видеть. Взгляд рассеивается вместе с движущимися по небу облаками, которые слепят, отвлекают. Люди и их дела становятся мельче и неважней. Неохота и всматриваться. В себе хоть душе теплее. Вот и кот, медленно примериваясь, выбирается на балкон, сворачивается на забытом там с осени кресле, поднимает было голову, всматриваясь в пролетевшую с той стороны окна птичку, и, вздохнув, затихает.

Бывает ли настоящая воля без охоты, задумывается он, глядя на кота, и держа себя в уме. Видно, как дети раскачиваются на тарзанке, - толстом тросе, подвешенном к ветке дерева. У школьников каникулы. Большие тени ходят по земле. Земля нынче всех оттенков, - от белого снега до бурой травы, с подтеками ручьев и грязи, искрящейся как под увеличительным стеклом. Пытливый ученик, вооружившись дедушкиной лупой, прожигает подоконник, ставя навеки на нем свое имя. Царство Божие, увы, внутри нас.

Весной заметнее, что собак меньше, чем автомобилей, и они тише их, почти перестали гавкать, как за границей, о которой опять зачем-то думаешь.