Год погоды. 29 марта

Мученика Папы

29 марта. Всем хороша весна, - теплом, легкими одеждами, вдруг открытыми, как в убранной комнате, захламленными углами, чистым пространством, - плохо только, что сил больше нет для продолжения жизни. Оказывается, жить подробно изо дня в день, - труд неимоверный. Тем более что о помощи со стороны речи не идет. Будь доволен, что все заняты своими делами и заботами и не гнобят тебя, как могли бы. Видно знают, что и так зачахнешь. И все вокруг, выпустив из себя, как весенняя картошка, бледные стебельки, тихо сходят на нет, еле тянут ноги. Кто же останется в прекрасном этом мире вокруг, становящемся все краше, все тише. Весной заметнее, что мы ничему не соответствуем. При этом так далеко видно, что поневоле строишь космические планы. Это кто-то аукается с тобой помимо людей.

Весеннюю тишину можно есть как ломоть хлеба. Но, бродя переулками, чувствовать себя лишним, потому что не можешь остановиться и просто быть, - проходишь, как черт-те что. Так в Греции, наверное, началась с горя философия. Слишком уж все было хорошо и красиво, - кроме человека. Платон, ау. И шишковатая лысина Сократа объемна в этом сером прозрачном воздухе перед дождем. Легко, конечно, сказать, но не надо спешить. Ты вызван к жизни самим этим пространством, пускаешь мучительно корни, отказываясь от прежних знакомств, связей, долгов, обязательств.

В метро вдруг падает и начинает на полу биться в конвульсиях припадка какой-то бедняга. Все приходят в мгновенный ужас, долго еще оставаясь подавленными, думая о себе. Людей надо резать где-нибудь в стороне, в углу дворов, за мусорками, чтобы не видно было. Кто-то очистил все дороги, чтобы удобно по ним было ходить. Но нет иной цели ходьбы, кроме поэзии.

Вдруг на пятой неделе постничества понимаешь, что ты дух, и дело твое лишь витать над всем живым и материальным, не объемля его, но лишь свидетельствуя со стороны. Печально и легко. Прохладно и в небе голубые прогалы. Как быстро привыкаешь к хорошей спокойной жизни. Весной выходишь в космос, тело повисает, как в невесомости, после зимы, не знает, куда ему деваться. Кажется, что тело, потеряв точку опоры в сопротивлении зиме, отомрет за ненадобностью. Бледная немочь внутри тебя бьется с солнцем вне, вдруг вышедшим из-за туч. И сразу закричали дети, зачирикали птицы, стало суетно, все поплыло в пятнах добра и зла, святой отпал, как оторванная кожа.

Запах весны никуда не ведет. Он может лишь повторяться – назад, в детство, в мутный ручеек в песке, несущий щепку с бумажкой паруса. Поэтому кажется, что во времени кто-то есть, кто-то прячется, что-то надо делать, найти, остаться с ним. Тем временем, припекло. Кошка вышла на балкон, пригрелась за застекленной рамой, свернулась клубком и заснула - чутко, высунув ухо.

Голуби ходят, нахохлившись, парами. Она вдруг полетит, он за ней. Кошка видит их и с закрытыми глазами, за холмами видимого, внутренним напряжением готовности ко всему. Рано еще расслабляться, понимает он. Кривая вывезет даже в безумном твоем чтении, не ты сам себя придумал.