Год погоды. 6 мая

Юрьев день

Год погоды. 6 мая

6 мая. Тепло, и почему-то весь день хочется спать. Ночью, естественно, сон пропадает. Зато пустота растет, и вот-вот разорвется. Надо чем-то занять себя. Как известно, даже электроны в этот день срываются со своих ядерных орбит и переходят на любые другие. В мире заваривается будущая каша. Кто может, прорвав внутреннюю опухоль, пустить ее вовне, - тому еще предстоит мучаться долго и разнообразно.

Можно, например, взять билет на самый дальний поезд и поехать, куда глаза глядят, на все будущие праздничные дни. Например, в Калининград, который, того и гляди, закроют для безвизовых пассажиров. Старинный Кенигсберг, разрушенный до основания советскими войсками и позже отстроенный в архитектурном стиле военного городка, - лучше не придумать. Свежая зелень травы, листьев, молодой крапивы, которая в былое время так была хороша для свежего супа, пока валом не пошел весь этот импорт, вроде китайской лапши и польской сои. Все это романтично.

Незнакомый город и так производит диковатое впечатление, а тут, кажется, что оказалась в провинции 50-х годов, даже не в детстве, а в предродовом состоянии, в молодости собственных родителей, которые еще не встретились, чтобы зачать ее на раскладушке в общежитии. К тому же накрапывал дождь, и вообще была странная, чужая погода, хуже рижской.

Она поняла, что ветер дует с моря, и спросила у прохожих, как добраться до взморья. Никто почему-то не мог ей это толком объяснить. Посылали на автобусную станцию, потом к собору, говоря, что от собора всегда выйдешь, куда тебе надо. На взморье, она знала, была вилла Геринга, было море. Деваться, впрочем, было некуда, надо было устраиваться, находить себе место в этой жизни.

Еще ей нравились горы, долины, овраги. Ровное течение среднерусского пейзажа ее утомляло. Но и «Восточная Пруссия» красиво звучит только в книгах, как и «анклав», и Светлогорск, и «выход к морю», и янтарный берег. К концу дня ей уже казалось, что все вокруг занимаются фарцовкой и проституцией, ведут какие-то темные делишки с поляками и литовцами, что немцы, приезжавшие на автобусах на «землю предков» и рыдавшие на зеленой травке, местных и за людей не считают, что на взморье гуляет какая-то профсоюзная шушера, и все вместе это напоминает какой-то абсурдный сон, когда даже во сне понимаешь, что это абсурд, так не бывает.

Ничего лучше для того, чтобы развеяться, и придумать было нельзя.

Совсем не то, что, подобно ему, уходить с головой в непарный шелкопряд, вылупливаясь огромным количеством гусениц и прямо сейчас начиная объедать листву. Прожорливость это невроз, в перспективе которого голодная смерть. Чем быстрей от нее бежишь, тем скорей приближаешь.

В прошлом году лепил паутину, теперь за это взялся. Она называла его потуги старческими мутациями. Кто бы мог подумать, что они начнутся так скоро. А какие были задатки! Одно предчувствие погоды за десять часов до ее наступления чего стоило. Орудовал своей паутиной, как бывалый моряк парусами. Но, несмотря на все старания, его творение так никуда и не взяли.