Год погоды. 11 ноября

День стрижки овец

Год погоды.11 ноября

11 ноября. Одно из двух: или ты стрижешь, или тебя. Анастасия овечница в этот день потчует пирогами и молоком с медом, - или тебя, или твоих стригалей. В общем, главное, предупредить, а там сам разбирайся, имея в виду золотое руно, что же еще.

В это время погода обычно замирает. Просто неизвестно, на какой ее точке это произойдет. То, что была сухая плюсовая температура с магнитной бурей, вяло текущей в течение недели, ни о чем не говорило, кроме того, что было так, а не иначе. Темно, пасмурно, все время куда-то тянет из дома. Автобусы ходят регулярно, как и маршрутки. Быстро проскакиваешь шоссе, оказываясь у метро. Сидишь полчаса в вагоне, покачиваясь и глядя на бородатого господина с квадратным лицом, с которым едешь вместе уже третий день кряду. Не берешь в голову. Ехать не холодно, не жарко, комфортно. Можно было взять с собой книжку, положив во внутренний карман плаща, но встал рано, и глаза сами закрываются. Переход в толпе себе подобных, еще пара остановок, в сознании все уже слипается, когда стоишь на прогоне между станциями, глядя в свое отражение в черной двери, и ты уже выходишь на улицу. После душного вагона холодный воздух бодрит. Ты и дышишь глубоко, и чуть приоткрываешь горло от шарфа, чтобы прихватить свежесть. И только минут через пять, когда замерзаешь, плотно закрываешься, застегивая верхнюю пуговицу и поднимая воротник. Живые разноцветные огни бегают вокруг тебя, но глаза то ли слезятся, то ли подслеповаты, и ты воспринимаешь все краем сознания, то есть еще уютнее, чем прежде: огоньки, темень, какие-то лица выскакивают навстречу, пара бокалов белого вина не помешает для лакировки потока мыслей, сюжет не просматривается, да его и не надо, комочек белого мыслящего мяса, чего еще. Выставка от мексиканского посольства, говорят, что будет посол, и Церетели, наверняка тоже, он компанейский парень. Сам ты давно уже не думаешь, как выглядишь со стороны, слишком страшно. Надо просто быть, самому по себе, здороваясь издалека со знакомыми, когда те есть. И, побыв немного, с удовольствием отдаешь номерок в гардеробе, надеваешь плащ и идешь в темноте переулком обратно к метро. Уже совсем темно. Ночь так и свищет в уши. Дома тоже есть книга. И деньги на метро и автобус у него пока есть. В хлебном киоске на остановке можно будет купить шоколадные вафли. Что-то волнующее есть в этом уютном вечере, и, по счастью, оно не связано с людьми, становясь тем более загадочным. Неужто напрямую с судьбой, с писанием книги, которая всегда казалась ему чем-то, что даже не нуждается в чтении и оценке ближних и дальних?

Как были бессмысленны хождения в тоске по табору улицы темной, так не имеют смысла и труды в тихой комнате с закрытой дверью на балкон, чтобы не сквозило, чтобы надышать уютное тепло. Приходиться жить в условиях космического вакуума и пустоты, где, если удастся, забелишь прореху попыткой речи. А так все по распорядку, - дети уходят в школу, душ, надо поставить кастрюлю с водой для макарон, на улице гуляют тетушки с малыми детьми, по радио передают новости, кто-то звонит в дверь.