Год погоды. 26 ноября

Погода rasa

26 ноября. Непроходимое болотистое небо опало, наконец, на землю, установилось туманом, в котором тяжело дышать, тяжело жить, потому что невозможно строить планы на будущее, чем, по сути, и жил всю свою жизнь.

Он умрет в тумане, подумал он. Потому что дышать нечем будет. Ночью тумана не видно, окна и двери в комнате закрыты, а все равно задыхался, пил сердечное лекарство, не спал, ворочался с боку на бок, не находя себя. Страшноватенько.

Футбольное поле перед школой разлилось сизым озером. Возле будок и мелких строений легли коричневые прогалы земли. Лежавший рядом снег казался на исходе, к выходным обещали еще больший плюс.

От большой влажности дом, видимо, разбух, даром, что блочный, 14-этажный, и дверь, которую в сухой морозный день можно было открыть с большим трудом, подалась так легко, когда он пошел выбрасывать мусор, что он удивился и даже посчитал это хорошей приметой. Возможно, напрасно.

Хлябь земная, полунебесная повисла в воздухе. Где-то в районе Таганских улиц оживились водосточные трубы, зашептали, заголосили.

Может, когда задыхаешься, тогда что-то в голове и проясняется, если умеешь на все наплевать, от всех отрешиться и достичь какой-то особой внутренней тишины и безразличия. Тогда понимаешь, что русская литература полна не только книг и слов, но и множества припрятанных в ней людей, которые и начинают вдруг проявляться, уводя за собой в творческую полупридуманность.

Обычно живешь выморочным днем, то есть не имеющим наследников, прерванного рода и связи событий. Выбросило тебя неизвестно откуда и стоишь, жмуришься на свету, ничего не видишь и улыбаешься по-дурацки, если кто-то на тебя смотрит. В висках очень жмет, видно, малы.

Когда выходишь на улицу, вспоминаешь, что у кожаной куртки, купленной лет пять назад в Турции на отдыхе и уже повытершейся и оттого ставшей нежной, - молния расходится. Жена говорит, надо язычок поджать плоскогубцами, тогда бегунок опять станет прихватывать зубчики молний. А пока что они расходятся в самый неподходящий момент, и теряешь на ерунду силы и нервы. Неуютное ощущение, что и говорить. Тем более что и год назад было так, и два года назад. А если скажешь что, то опять начнется обсуждение, что надо купить ему что-то новое, не держать деньги-то про запас, они, деньги, скоро уже ему не понадобятся. Так ведь и новая куртка или пальто тоже не понадобятся, даже еще больше, потому что детям их даже не оставишь. Но он не говорит ничего, устал молчать даже, не то, что говорить зря слова. Идет к лифту. Смотрит на себя в зеркало. Спускается по лестнице и выходит из подъезда, пропустив женщину с ребенком, входящих в двери.

Потеплело, и сразу черный мокрый асфальт на Малой Никитской вернул осень месячной давности. Через Садовое кольцо толпа трижды переходила на красный свет. Один человек просто побежал и свалился под машину.