Год погоды. 28 ноября

Конец цыпленку

28 ноября. Маленькие островки белого снега на зеленой траве, почти весна. Наконец сформулировал претензию: мало света для чтения, солнце не помешало бы. Вообще же, пространство превращается в точку. В точку боли. Какая погода у боли? Какое время года? Издеваетесь, что ли.

«Пейзаж и времена года в Псалмах Давидовых» - автореферат диссертации на соискание степени кандидата филологических наук.

Что поделать, медицину и математику не любил. А также патанатомию. Особенно, когда прилагались к нему самому. А они прилагались бы, если хорошенько от них не спрятаться.

Для наблюдения над погодой всего и надо, что сделать надрезы от уха до уха и зачистить половинки с волосами. Потом косяком грудь снял, разрезав по хрящам. Потом руки вымыл, а он слышал в тишине своего кабинета, как там в чьей-то ванной вода льется. Он сам знал одного писателя, который столько людей перебил в своем письме, что не сосчитать. Да и все его знают.

Зимой знаешь, что из Москвы не выйдешь, не с руки, - грязь, темно, народ сдуру дикий от настроения, - а тоже ведь хочется. Забиться далеко, и из дома не выходить в каком-нибудь городишке или предместье. Хотя, если из дома не выходить, то зачем и трогаться куда-то.

Тихо наблюдаешь, как между тобой и теми, кто рядом, расширяется трещина. Уже, кажется, и не перейти. А, если кто сунется, то в зубы сразу. По радио сказали, что американцы обеспокоены грядущим гриппом, - ранее ожидаемого срока, и только в Америке погибнет тысяч семьдесят людей. Почти как испанка в 1918 году. Лекарств не будет. А он, как Пушкин, все пытается рассмотреть дату грядущей погибели.

Так и земля, покрывшись плотной грязью, дышит в ожидании того, что никак не наступит, - зимы. Казалось, детьми можно жить, внуками, питаясь их силой, жадностью к проявлению себя, их энергией. Но нет, не хотелось, как будто их самих заразишь своим бессильным животным пластанием по этой земле, не отзывающейся в ответ.

Пьяное возбуждение заменяло смысл жизни, которого в трезвом виде никак не мог найти, отвлекало от накатывающего на него ощущения смерти, которая была кругом. Смертью звалась книга, которую он никак уже не мог написать. Но это ничего, главное, к людям близко не подходить.

И не ехать никуда, а то потом надо описывать это, тщательно, как положено настоящим писателям в красиво изданных книгах. Если пароход, то яростный грохот лебедок над головой, сдвиг сходней от пристани и то, как машут руками на берегу и кричат: «Мишка, позвони, как приедешь!» И приятная легкая качка, и перемена ветром борта на палубе, и открытая книга все того же Бунина в каюте, где уютно пахнет чужим и пыльным.

В мокрую погоду зеленый круг светофора и крест аптеки виднеется ночью лучше всего, бьет по глазам, и тут же – красный. Москва – темный, захолустный город, поэтому подсветка и реклама в здешней дождливой ночи производит большее впечатление, чем за границей. Здесь ощутимей глубина российской провинции за твоей спиной, где уж мрак, так всем мракам мрак.