Год погоды. 17 октября

Ерофеев день

17 октября. Вдруг под утро очнулся, как от обморока. Ладно бы, что спал часа три, не больше. Еще сколько-то проворочался, принял валидол, глицин под язык. Ощущение, что все не так, и надо немедленно начать по-иному, заставило встать, сделать зарядку, принять душ, сесть за компьютер. Не то, что не поздно, а самое время. И никаких пробежек вокруг дома, чтобы не сбить с главной мысли. Она простенькая: что жил неправильно. С едой он уже раньше разобрался. Еды не надо бояться. И по очень простой причине: можно обойтись без нее. Достаточно чая. А не будет чая, посмотрим. То же со сном. Захочешь спать, сам уснешь. То же с людьми вокруг тебя. Накануне ему подсунули договор перед тем, как выдать деньги за написанную статью. Он прочитал ее уже дома, а понял только сейчас, под утро. Там написано, что он передает им права на все, - на это утро, на мошку, севшую на окно, на спущенную в туалете у соседей воду, на разговоры с домашними, на голубей, расхаживавших по двору среди желтых упавших листьев, на термометр, на котором был ноль градусов. Правильно, дураков, которые не умеют говорить с людьми, надо учить именно так. Ишь ты, перся к ним, по-дурацки вывернув себя наружу, да еще с усмешкой, что все иначе, это сердечность такая, а потом все удивлялся, что они то сядут на шею, то оборзеют вдруг, то начнут давать советы, словно он последний несчастный придурок. Эге-ге, братцы.

Недаром на Ерофеев день лешие пропадают из леса. Видно, они его и разбудили перед тем, как сгинуть с рассветным криком петуха. Солнце налегло на ровный торец 16-этажного дома напротив, поделило его пополам тенью. Лес и поле напряглись, да и он с ними заодно. Люди с ним по закону, а ему рабский шиш, готовность помереть в любой момент, без помощи и лечения. Ну да, он готов. Только теперь и сам напоследок станет умнее и строже.

Издалека доносились выстрелы. Стрельбище было аж за кольцевой, километрах в семи, не ближе, а слышно было потому, наверное, что ветер в их сторону. Домашние спали. Он пошел поглядеть на трубу ТЭЦ недалеко от дома. Густой белый дым ложился перпендикулярно трубе. Солнце было где-то справа от трубы. Цвет неба с трудом передавался словами, да у него и был фотоаппарат. Фудзияма и в это утро видна не была. Какая-то птичка села на карниз, выжидая. Не дождавшись, пока он уберется из открытого окна, прыгнула вниз затяжным, спланировав в куст, откуда брызнули еще пару ее сородичей. Кажется, он кому-то помешал.

Ветер – верный помощник лешего. Тот как раз посередке ветра прячется. И птицы беспокойные. Он специально встал рано: утро вечера мудренее. Леший заведет мысли так, что вот, кажется, свет пробился, выход, огонек, а очнешься, - болото, трясина. И, как выбраться, непонятно. Даром, что еще не подморозило, видно, где стоишь. День бегства из Москвы от фашистов он запомнил навсегда. Так с лешим в батюшки-матушки до сих пор играет. Вот и у Ерофея сила лешачья, волосы спутаны, как трава сухая, шаг рассеянный, и сам часто бывает не в себе. Говорит мало, а не врет. Надо прислушиваться. А что ты раб Божий, так потому, что знания бога Ра в себе несешь. Ты понял?