Яков студеный

Год погоды. 22 октября

22 октября. Дрова готовят на зиму. Осенние дрова горят споро, трещат. Сыроежки из-за достаточно теплой влажности лезут наружу, собирая из земли дрянь и отраву. С голодухи и общего отвращения он взялся их варить. Потом воду слил, варил в другой воде. Потом подумал, и отнес все в сортир. Там, как водится, остро пахло дерьмом, особенно, когда он поднял крышку на сиденье, а по крыши мелко и вразнобой колотил дождь. Сядь и замри, пока не пробьет ознобом. Сколько, ему казалось, он ни голодает, а все живой. Просто не замечает, как ест. Это как человек, мучающийся бессонницей, не обращает внимания, как все время забывается сном. Одна радость, что голод уже почти не мучает. Его сменило общее отвращение.

Краски во дворе омыты дождем, подчеркнуты ржавым и желтым, - то же дальше: зеленые крыши домов, красный мост через ручей, сырой дым из труб изб в деревне. Сам воздух заметно движется, становясь то светлее, то темнее. Когда тучи в каком-либо месте неба, треснув, расходятся, возникает матовый пробел, холодящий верхнюю часть зрачка, который, в первую очередь, сам становится жемчужным. Тут же слышен запах гари. Солнце даже не екнет, и слеза автономно наворачивается на ранний закат: после дождя ветер севернее прежнего. Наконец, ночь срывает маску, и он прячется в круг настольной лампы и экрана компьютера. Потом выскакивает на террасу и приступку, чтобы, нюхнув, проверить свою мысль о горчинке в хвойном воздухе.

Иаков Алфеев, брат Господень, удерживает, как может, от отчаяния, а может, как и все, немного. Иногда кажется, что на всякий день – погоды не хватит. Знакомая пара бомжей, одевшись в зимнее, ищет мусорку, которую ночью куда-то вывезли. Он идет впереди, она за ним. Их семейному счастью и упорству можно позавидовать, несмотря на явные знаки алкоголизма на лицах. Впрочем, мало ли кругом развешено знаков. Вот он, к примеру, положил не есть, пока не почувствует голода, да и тогда погодить, сколько сможет. И уже достиг изрядных успехов, завтракая вместо обеда, а ужиная стаканом чая с творогом. Но с утра так сосет тоска, что он готовит себе овсяную кашу просто для того, чтобы чем-то заняться. Он представляет себе чье-то приглашение на чашку шоколада, и во рту, вопреки анекдоту о Насреддине, становится сладко и хорошо. Зато после каши тоска не исчезает. В квартире наверху кто-то изо дня в день ведет ювелирные, по-видимому, работы дрелью. Прежде он слышал такое только в кабинете стоматолога, когда ему сверлили сложный зуб или делали последнюю обработку пломбы. Теперь это звучит в течение всего дня, - тонкая работа, дрель урчит как гурман, обрабатывающий лакомый кусочек. Иногда кто-то из других соседей сходит с ума и начинает бить железом по батареям отопления, чтобы прекратить это безобразие. Иногда и впрямь удается достучаться. Безумие тогда начинается только на следующий день или же в этот, но после обеда. А чаще никто ни на что не обращает внимания. Если ты не невротик, то уже скоро перестаешь что-либо замечать. Волосы и так встают от всего дыбом. Еда не уменьшит тоску, незачем стараться. То же и общение с людьми. Дело не в осени, которую сменит кое-что похуже. Дело в том, что бежать некуда.

Первая | Генеральный каталог | Библиография | Светская жизнь | Книжный угол | Автопортрет в интерьере | Проза | Книги и альбомы | Хронограф | Портреты, беседы, монологи | Путешествия | Статьи | Гостевая книга