Год аогоды. 28 октября

Ефимий Упокойник

Год погоды. 28 октября

28 октября. Корни трав и деревьев примораживает к земле, насекомых покрывает жухлая трава, Ефимий сном упокаивает. Мерзнешь изнутри, хоть на улице все и размякло насквозь от тепла, дождя и грязи. Копать хорошо, и земля пахнет напоследок. Пронзительно пахнет и пустой парк. Люди все куда-то подевались. Сентиментальные прогулки по осени нынче не в заводе. И правильно, а то уж сознание больно теряется от самой бесцельной ходьбы.

Надо огородить себя от внешних угроз готовкой пирогов, котлет, мусса. Заведенным на весь день хождением по кругу общения с приятными на вид людьми, без истерик и хамства. Жизнь и так коротка, на улицу, где бегают скинхеды, выходить не следует. По мере возможности избавиться от семьи, чтобы не за что было тебя прихватить. Господи, как же нам надо, чтобы нас любили! Так вот вам: не будет этого, ха-ха-ха…

Стадо первобытных коров гонят облаками на восток. Под утро было полнолуние, и теперь все дозволено. Коров сменяют радужные перспективы на будущее, открывающиеся на закате. Хорошо, что обошлось без радуги, на которую столь горазды в отделе небесной дезинформации. Зато появилась прерывистая драконья голова с открытым ртом, в котором отчасти виднелся небольшой солнечный шарик. Зачем-то надо бы еще и фотоаппарат с собой иметь.

Всю ночь стучал дождь в окно, и что-то дребезжало, и это казалось правильным, а рано утром кто-то кричал за стеной, ругался, и опять стучало в окно. Открыв глаза, он удивился стоячему голубому небу, солнцу, упавшему на стенку белого дома напротив, быстро встал, сделал зарядку. Когда вышел из ванной, шел дождь, дул страшный ветер, облака неслись по небу вскачь, ни прорехи, ни помилования. Что-то подобное он и предполагал. Тех, кто выходил из подъезда, ветер просто рвал под уздцы, человек бежал, поднимая коленки и надуваясь одеждой.

Вся дрянь, накопившаяся в голове, отстаивается во рту и пахнет. Это и называется интимностью. Вороны и листья летают между деревьями, словно соревнуясь в скорости. Так наступают последние дни. В небе опять видны бельма. Ими же отсвечивают окна на верхних этажах домов. Потом в белила проливают немного синьки. Насильственная смерть в восторге последней схватки будет, кажется, предпочтительнее любой иной. Даже на мокром асфальте рядом с лужами возникают сухие места. Все так быстро меняется.

Вместе с окончанием погоды начинается история и заканчивается жизнь. Немного дольше продолжается сложение слов, за которым, сперва кажется, можно укрыться. Оно тоже рассыпается как буддистская мандала, которую монахи в течение нескольких недель складывают из разноцветного песочка.

Сильно рябит вода в лужах. Мамаша пытается вырвать у ветра коляску с ребеночком. Теща сторожит у открытого гаража-ракушки, пока выйдет зять, чтобы вести ее в собес. А вот он со времен этой поздней осени полюбил носить на голове красную феску, купленную несколько лет назад в Турции, а сейчас вдруг найденную в стенном шкафу и вытащенную наружу, словно цитата из русской классики. Надо устраиваться, ничего иного не будет.