Год погоды. 5 октября

День без рыбы

5 октября. На пророка Иону рыбу есть не надо, нынче она тебя ест. А то, что листья падают, Фока ветер гонит, так и без него свежо. А обещанный дождь может и миновать. В чреве кита темно и сыро, пахнет ворванью. Это прежде, в детстве, он мечтал там спрятаться, - с фонариком, с книжкой. Думал, со временем обзаведется письменным столом, авторучками, бумагой. Кит парень надежный, не подведет. Будет плыть себе, покачиваясь, в этом Левиафане. Загранице не понять этого чувства защищенности, когда запрятан на самое дно, в брюхо зверя, где, все думают, ты давно уже переварен, а ты вот он. Там, на воле, осина примерила русалочье платье, да так и осталась в нем, - то ли стоит в подлеске, разрываемая на части ветром, то ли призраком бродит по полям, пугая бегающих для здоровья господ среднего возраста.

Ему только не понять, откуда эта непрерывно бухающая музыка в чреве, в котором он пристроился. Он надеялся на такую глухую тишину, что будет страшно, а вместо этого ни мгновения покоя, даже ночью или во сне, - можно лишь притерпеться. И впрямь, ощущение, что тебя переваривают звуком. Надо, говорят, вбить по углам осиновые колья, а за отсутствием змеи намотать на них кишки, или свои, или китовые. В последнем случае, он наверняка будет биться, и жить станет еще беспокойней. Хорошо, что нет зеркала, а то бы своего вида он, пожалуй, и не пережил. А так бегаешь, растрепанный, как в аду, - как есть отшельник и молитвенник за всех, кроме себя. Не все ли равно, - в себе переваривать мир или себя в нем.

Самое время готовиться к исходу, подбирать посох, крепкую и удобную обувь, чтобы не промокла в дождь, куртку, неказистую на вид, чтобы не привлечь внимания лихих людей или милиционеров, но достаточно теплую и непромокаемую, чтобы уберечь от непогоды. Воздух настаивается, как вино, которым только и будешь долгое время сыт и пьян. Оно и лучше. Только бы уйти мимо людей в иную, нежели обычно, сторону. Тут нет проблем. Он нашел сайт православного календаря, и теперь душа его будет вполне занята ежедневной молитвой, службой и поправлением окружающего, вроде того, как умирающий, по наблюдению Льва Толстого, водит вокруг себя руками, «прибирается». Тоже дело.

Осенью и впрямь больше обычного следишь не столько за облаками и тучами, сколько за темными черточками птиц под ними и мимо них. Тут явно идет какой-то тревожный и непрекращающийся разговор, кажется, что о будущем. Дым отечества по осени гуще, неотступней, похож на тот, что над крематорием, и сушит ноздри. И вдруг – холодный, серебряный свет из-под самых туч бьет в глаза. Как такое может быть, зачем?

Человеку хочется быть идиотом, спрашивая обо всем вокруг и тут же давая самому себе ответ, ссылаясь на внутренний голос, как на вышние силы. Лечиться, конечно, надо, но с докторами напряженка, поскольку и те такие же идиоты, только усугубленные своим положением лечащих идиотов. На самом деле, ум работает, как метроном, отщелкивая мысли и суждения, обертывая их в суконные или бархатные фразы. Мы народ придаточного предложения, заметил Иосиф Бродский. Нанизываемся кольцом улиточным.