Сто дней до приказа

Год погоды. 19 сентября

19 сентября. Счастливый, приводишь в порядок последние дела перед отъездом, пока тело все отвратительнее визжит: «не хочу…» На Михайлов день перед рассветом холодно: первый утренник, заморозок, днем братчина, - пьют и мирятся, становясь изнутри все замызганнее, безнадежнее. Лучший из семейных миров тот, что на кладбище. Но он и его мечтал избежать.

Собака все бежала следом, гавкала, пытаясь ухватить за ногу. Хорошо, что была одна, если бы стая, то запросто загрызли. А так, вроде как пытались согреться, она, наскакивая на него, он, отмахиваясь и крича. Потом, воспользовавшись случаем, перестали обращать друг на друга внимание и разошлись в разные стороны.

Он все думал, где разводить червей, в специальном садке или в себе. Решил, что лучше – в себе. Надо, как Станиславский, любить червей в себе, а не себя в червях. Для начала залил унитаз кровью. Если притвориться, то решат, что тебя нет. Постепенно дотягиваешь до ночи, когда на какое-то время удастся заснуть и проснуться за несколько мгновений до приступа ужаса. Встал, ужался до дневных размеров, опять все в порядке. Принялся за обучение, перебирание мыслей и обстоятельств. По сравнению с вечностью можно успеть сделать гораздо больше, даром что бессмысленней не бывает. Философия говяжьей вырезки, продуманная в мельчайших подробностях изнутри, это, знаете, такой деликатес, что умственные слюнки сами текут, вроде соуса. Особенно хорошо, когда эта вырезка духом исходит. Надо ее слегка притомить, выложить на чистый мраморный столик. Представляете, кусок мяса, которому приходит в голову уморить себя голодом. Мгновение небесной свободы, только успевай набирать на компьютере червячки букв. Восторг вечной ж. Метафизика ГБ (Господа Бога и того, что подумалось). Особенно много успевается человеком, ждущим удара по голове. Выходит, хоть и однообразно, но все афористичней и утонченней.

Ближе к осени снова заверещали птички, забегали живее футболисты. Дети двигаются туда и сюда, растут вверх и по бокам. Деревья крепче схватились за листья, чтобы ветром не вырвало. Из жалости не живут, вот что он сразу не понял. Копошится червивая начинка мозга, медленно переваривает увиденное, выдает на гора словами. Слова одни и те же, но в их комбинациях можно сделаться невидимым, исчезнуть, как бы присутствуя.

Хорошее тело то, которое вовремя, то есть к осени, распадается на части, не мучая больше того, кто его носит. Сколько унижений вытерпишь из-за того, что модель не модная, цвет маркий, кому-то под ногами мешается. Ищешь, где бы оставить, устав уже таскать за собой, то чересчур жарко, то слишком холодно, всю последнюю ночь продрожал от холода, ходил все время в туалет, надел теплые носки, какие-то снились кошмары, не оставаясь в памяти, что казалось уже вдвойне обидным.

Днем ему принесли гашиш, и только тут, догнав уходящего за угол себя, увидел океан, песок, прилив, старую машину, на которой ехал в Марракеш, базарную площадь перед небольшим минаретом, где мужчины собрались на пятничный намаз, тяжелую влажную духоту, от которой некуда было деться.

Первая | Генеральный каталог | Библиография | Светская жизнь | Книжный угол | Автопортрет в интерьере | Проза | Книги и альбомы | Хронограф | Портреты, беседы, монологи | Путешествия | Статьи | Гостевая книга