Год погоды. 23 января

Постный Феофан

23 января. Голова не выдерживает мыслей о двух делах сразу. А ей предложили уже пять или шесть, она даже со счету сбилась. Накануне вечером как упала в кровать, перелистав две страницы модного журнала, так сквозь сон что-то сказала адвокату, бравшемуся защищать честь Барбары от статьи в желтой газете, и уснула дальше. А уж с более позднего утра все понеслось дальше.

Предложили кучу денег неизвестно за что, причем, неизвестно когда подписывать контракт. В другом месте зарплату пообещали на словах. В третьем сказали, что подумают. Всюду оставалось очень хорошее ощущение, которое потом, по выходу, неизвестно куда девалось. Наверное, растворялось в скользком морозном месиве. День стоял туманный от мороза, но ветра не было, и поэтому особого холода не ощущалось. И дым поэтому же не уходил.

Зима исходила в разговорах. То тут говорили о смертях, то там. Старики вымирали, как некий неудачный биологический вид, без предупреждения, сразу. Открыли всюду кафе, где можно было сидеть, пить кофе, вести переговоры или просто трындеть, как раньше в гостях у приятелей на кухнях или в мастерских, если те были художниками.

День был ясный. Люди, если обратить на них внимание, сверкали муфтами, дубленками, шубами. Шапок меховых на мужчинах было гораздо меньше, чем в прежние годы. Зато было намного больше милиционеров. Чистая публика смешивалась с подлой, и разница становилась ясной только, если кто-то открывал рот и заговаривал. Тротуары никто уже и окончательно не чистил, не до того было. Разве что иной дворник сбивал лед до асфальта, не обращая внимания, что рядом буквальный каток, и люди падают, скользя.

Старые, пожившие городские деревья, казались еще более старыми от зимней раздетости до веток. Эдак, если людей раздеть, то будет не лучше, думала она, стремительно пробегая, стараясь не упасть на льду, но и не выйти при этом из замкнутого кружка своих мыслей на непонятную наружу.

Катков в городе было гораздо меньше прежнего, потому что людей было гораздо больше, чем когда-либо, вот до развлечения их ни у кого руки и не доходили. Все со страстью толкались друг с другом. Впрочем, если у кого дела вдруг шли лучше прежнего или просто ему так казалось, то он даже с некоторым удивлением смотрел на остальных, не понимая их злобу.

«А почему, скажите мне, в автобусе у вас не топят?» - с неожиданной резкостью спросила какая-то дама, показав кондукторше пенсионное удостоверение. «Да на вас не угодишь, - почти закричала та в ответ. – Одним холодно, другим жарко. Сейчас двадцать минут стояли в пробке, одной женщине стало плохо от духоты. Водитель и выключил отопление». – «Не заметно, - злобно сказала женщина, - чтобы включали. А должны были».

Иногда ему казалось странным, что он никуда не уезжает из этого места, как будто иных не было. А потом вспоминал, что завтра должен пойти в один дом, потом в другой, в третий. Да и у себя в милом своем кабинете посидеть можно хоть до скончания века, куда и, главное, зачем ехать? Разве что как Левин в свою деревню. Да нет деревни. Так и у Левина ее наверняка не было.