Год погоды. 4 января

Снежные прогулки

4 января. Все праздники смотришь в окно, думая, что вот завтра обязательно пойдешь на прогулку. Вот уж грязь и слякоть сменила метель и вьюга, потом снег закружился медленно и печально, как всегда бывает после праздника. И с юга небо на несколько часов раскрылось от туч, потому что именно оттуда подул ветер, что можно было узнать по дыму из высоких труб теплоэлектроцентрали, по которому их район узнаешь издали и даже из электрички.

Ему нравились мелко застекленные окошки, в которых были видны электрические люстры, похожие на уютные свечки. Даже ностальгия по тем временам рассеялась в воздухе, а не только сами эти времена. В мебельном магазине семейные пары гуляли, присматриваясь к шкафам, диванам, креслам, полкам. Он и сам гулял здесь не один год, ничего не покупая, зато согреваясь с мороза, развлекаясь бесплатным зрелищем домашнего комфорта и их подозревал в том же. Продавщица, оформлявшая заказы, сидела, кажется, весь день без дела. Когда он проходил мимо, она сказала напарнице: вот вчера французский самолет разбился, сто пятьдесят человек, с отдыха в Египте летели. Одна семья в семь человек целиком погибла.

Рождественским постом положено снегу мести, да под снегом лед. Машина, визжа передними колесами, все никак не могла стронуться с места. Мужчина за рулем подал ее назад, потом вперед, она пошла боком и, наконец, стронулась, как живая, тихо покатив перед домом и свернув налево в сторону шоссе. А вот самому ему не понравилось бы, когда его назвали бы «мужчина». Он шел по улице, у каждого, кто встречался ему, была своя жизнь. До него никому не было дела, ну и ему ни до кого тоже не было.

Сейчас погуляет по снегу, по свежему воздуху, вернется, так и запишет, что все его любовные мечтания и сюжеты – мираж и неправда. Парень около магазина подошел к машине, та зажгла фары, что-то пропев мелодичное. Парень открыл дверцу, а он поймал себя на том, что смотрит, дорогая ли модель, как бы оценивая по автомобилю и самого хозяина. А сам-то он много ли в таком случае стоит? Ничего не стоит, и все его книжки только для этого и пишутся, чтобы выделиться, чтобы к себе внимание чужое приворожить. Напраслина пустая, ничего больше.

Ему хотелось опроститься еще больше. Бросить работу, дожидаясь верного козыря. Жить наполовину в пустоте и в предчувствии смерти. Он чувствовал в себе силу и умение. Компьютерная игра, которую он мог сочинить, и то интереснее этой вялой и бессмысленной бодяги, думал он, с удовольствием ступая в мягкий и белый снег.

Когда пришел домой и ел апельсин, смотря по телевизору кубок Англии по футболу, хрустнул и сломался еще один зуб. Еще ближе к смерти. Скоро быть ему телом, да еще надо куда-то это тело деть, чтобы не нагружать собой близких людей. Можно, впрочем, и одну кашу есть, если особо никуда не ходить, а только писать и отправлять статьи по электронной почте. Голова что-то с утра болела. И еще была в нем какая-то стенка, которую не обойти. Он сам ее возвел, спрятался за ней, а теперь пытался нарочно выйти наружу.

Переход к 4 главе Года одиночества "Европеянка"