Год погоды. 5 января

День мучеников

5 января. После праздника хорошо и поработать, тем более что осмысленной, хотя и рутинной работы, не так много, как хотелось бы, тем более, оплачиваемой. Глянул в православный календарь, там одни мученики.

День был морознее и яснее, чем раньше, особенно по окоему неба, где даже и солнце играло, но он все пропустил за работой своей, и к вечеру ему казалось все душно и не так правильно в груди, как могло быть. Книжный воздух был тяжел и не двигался, а другого и не было, и не хотелось.

Он вдруг понял, что жизнь похожа на книгу, которую надо наскоро прочитать целиком, чтобы понять, в чем там дело, и только потом можно перечитывать, обсуждая детали, красные места и несуразности. А иначе так и останешься скрытым неучем, который только демонстрирует из себя, что чего-то там знает, а, на самом деле, кроме звона, ничего не слышал.

Вечером пошли гулять с женой. Было холодно, он постепенно опустил наушники у шапки, засунул руки в перчатках в карманы, под штаны были надеты кальсоны, так что в дутой длинной куртке было тепло, только дышать тяжело. Заодно заходили во все аптеки, спрашивали, нет ли теофедрина. То ли их принимали за наркоманов, то ли еще что, но, словно выговаривая, объясняли, что это строго по рецептам и не у них, а в муниципальных аптеках. Можно от метро доехать на автобусе в другую сторону. У него оставалось полторы таблетки. Ночью он кашлял, задыхался, и только теофедрин помогал, причем, в отличие от эуфеллина давление при этом не падало до нуля.

Погуляв, легче принять себя за другого, а там и жить опять захочется. Жить надо под псевдонимом и по календарю, чтобы не выскочить из сустава. После мороза и чай хорош бывает, если выпить, и книга ядреней кажется. Еще ему показалось во время прогулки странным, что прямо на глазах все меняется. Там, где был магазин мебели, появилась стоматология, где пустырь, строят многоэтажные гаражи, бывший ангар, где ремонтировали машины, стоит темный и пустой, а на ровном месте вдруг возникла французская булочная с пирожными по несусветным ценам. Раньше так не было, и ему эта динамика нравилась, поскольку особо его не касалась.

Русская бескрайняя равнина обычно идет, как по земле, так и по небу. Ан теперь наверху все больше мягкий ухаб с буераком, - хоть сто лет скачи, ни до чего не доскачешься. А жить все равно надо. И, главное, на весну не надеяться, потому что, хоть она и придет, а ничего другого так и не будет.

Расстеленная с утра скатерть дня, белая, снежная, морозная, - к вечеру покрывается пятнами, буграми, заломами, трещинами, - впору сдергивать со стола и менять на свежую. Но сперва еще надо ночь пережить со всеми ее одышками и пустым, как выясняется поутру, страхом.

Колокольного звону над Москвой мало по сравнению с толстовскими временами, зато запах бензина и автомобильных выхлопов будет столь же сладок и приятен памяти нынешнего человечка, когда минет лет двадцать, и все это куда-нибудь денется. Он съел ломоть свежей сайки из «Перекрестка», намазав его вологодским маслом, а поверх еще икрой, и глядя на телеэкран.

Переход к 5 главе Года одиночества "Феррара, фурии и зависти змия"