Алексей Парщиков о "Годе одиночества"

Письмо Алексея Парщикова от 23.07.2002

Игорь, привет.

Твоя книга в ряду "Обломова", романов Ивлина Во, "Камеры обскуры". Помню свои суицидальные настроения от каждого из этих произведений. Набоковский роман, например, просто - радуга на небесах, просто свет Пастернака времён "Сестры моей жизни", по сравнению с твоей гениальной энциклопедией, после которой не то что кого-то любить, а и повеситься не представляется по-человечески возможным. Достигнуто! И я потираю руки, как полный единомышленник. Какой там Уильбек - опрятный даун, исполненный милосердия! Книга страшная, конечно. Не слушай меня, любви она на самом деле не отрицает, но задаёт ей бескомпромиссные параметры, где начинается битва на кончике иглы в соответствующем темпе и с последней экономностью сил. Пожалуйста, прошу прощения за такой несдержанный отклик.

Я понимаю, что это резонанс изнурённого фантомами читателя, совсем не мой, видевшего виды, но книга безжалостная по воздействию (на меня, сейчас именно), и может выколотить из моего сознания любой скорости и жгучести кошмар и даже сделать его близким, ближе, чем всякий другой образ на свете. Мои слова ничего не значат, кроме того, что я не выношу теперь смотреть правде в глаза. В её залитые атропином южные ли, северные ли глазища, в ад налаженного обмена.

Всё это я по простоте душевной изложил на днях бедной Кате, которая совершенно растeрялась и бросилась тебя защищать, будто я на тебя наговаривал (она не читала пока текста), мол, ты такой тихий и солнечный, что мои слова для неё полная неожиданность и несварение твоего образа, так что мне пришлось сказать, что ты в своей миролюбивой (отчасти) журналистике, может, и не похож с первого взгляда на человековеда а ля Казанова с большими допусками в кривизне воображения, однако... Не тут-то было. Вот что я о тебе намифологизировал милой девушке:

"Игорь - в маскхалате. "Год" - другое, чем "Жертвоприношение", разве что наблюдательность гиперактивирована, хотя по теме и в первой книге есть "балансирование на краю", форсирование табу, но там ярко стилизованный текст и много новояза, чья оригинальность наваливается на тебя энергичнее, чем план конфликта, и ошарашивает смыслами (обычно от новояза идёт совершенная бессмыслица). Но в "Дне" шелестит документалистика, инструкции для оператора. И техника постоянного сюжетного зачина, экспозиция как фрагмент со своей законченностью."

Что непривычно: разъединены секс и социум (ну, иногда есть пересечения на поле педагогических утопий). В этих сферах как-бы нет взаимной необходимости. Свобода в сексе и социум, данный в экстреме полновластия. Обычно они детерминируют действие, обуславливают и объясняют друг друга. А в книге эротика не имеет никаких внешних причин, это полноценная стихия, как и социальная - не зависит от эротики. Как раз занудность Уильбека в его постоянной социальной обусловленности. А у тебя этот разрыв дан как-то, я бы сказал, показательно, впечатляюще, и главное - интонационно невинно. Потому что каждая главка - начало, история ещё не произошла, грех пока впереди, как американцы, всегда снисходительно упоминают о своей истории, говорят, что таковая у них почти не начиналась и они невинны ещё, по сравнению с Европой. Список начал и попыток. И в потере привычных мотивировок (секс/социум, как приводные ремни) открывается мир, напоминающий непредсказуемость и космическую чуждость насекомых, чьи образы снуют тут и там по тексту. Фантом матриархата, графология как власть над будущим, насекомые как моментальное настоящее.

Из начал вспоминается попытка Кафки написать рассказ о России. См. эту экспозицию в его дневниках: "Воспоминание о дороге на Кальду". Я обожаю этот "рассказ".

Поэтика интернета - да, и конечно, впрямую во фрагменте с Одиссеей. При анализе можно выделить и смысловые и информационные "этажи" и слои, составить кластеры и в конце концов карту голосов.

Окей, я ещё читаю (на 9-м месяце). Ещё раз, прости, что я выражаюсь с такими эмоциональными загибами.

Пишу ещё - твой Алёша