Двадцать первое новое письмо к другу. 7 гвоздей

ЦДХ на руинах Манежа

Двадцать первое новое письмо к другу

Прости, что я пошел на поводу у рекламы, и обманул тебя резвым заголовком письма: ведь надо было еще привлечь твое внимание. Конечно, и о сгоревшем Манеже скажу, и об Арт-Салоне в Центральном доме художника, что продлится до пятницы, и лучшим порождением которого стал роскошный каталог, - макет делали Бондаренко с Черногаевым.

Но назвать письмо я хотел «И всем нам лучшим памятником станет» - об очередной, восьмой уже «примечательной» (с примечаниями) книжке «Встретились как-то в галерее “Семь гвоздей”…», написанной, как всегда, Николаем Николаевичем Филипповским. Это книжки анекдотов об известных персонажах московской художественной тусовки – от Наума Олева и Андрея Житинкина до Елены Щаповой де Карли и Натты Конышевой. Что-то автор услышал от своих многочисленных знакомых, что-то придумал, что-то разглядел во сне, на звездном небе и в нравственном законе внутри себя. Кто-то, прочитав, сделал вид, что не понял, кто-то понял и сделал вид, что не обиделся, кто-то обиделся, не сделав вида, в ответ на что Николай Николаевич сказал, что шел по Крымскому мосту, и видел, как на обиженных им везли воду, как на известной картине Перова «Тройка». Все смешнее год от года и рисунки к книжке знаменитого карикатуриста «МК» Алексея Меринова.

Николай Филипповский с книжкой своих анекдотов

Но дело в другом. Терпеливо выпуская каждый год по книжке, жанр которой трудно понять, невозможно объяснить и простить, Филипповский, на самом деле, создает памятник тому, что понять еще невозможней, - своему времени. Мы-то думаем, что так будет всегда. А получается, как у Василия Розанова: надели шубы, вышли на улицу, а там нет ничего.

Был Манеж, были выставки, встречались десятки раз с близкими людьми. Писали книги, картины, чтобы там выставить, напечатать. В галерее «Манеж» у Иры Мелешкевич были собраны сотни работ лучших художников – Назаренко, Брайнина, Нестеровой, Табенкина, Ситникова, невозможно всех перечислить, - и все сгорело. Картины покойных Сережи Шерстюка и Гарифа Басырова, со смерти которого еще сорока дней не прошло, а сорок его работ в Манеже стали пеплом. Сгорели тиражи первых книг «манежной» серии «Ближний круг», когда писатели и художники выступали под одной обложкой – книги Пьецуха, Салимона, Климонтовича. Сгорели все архивы и номера альманаха «Золотой векъ», сгорели десять лет дружбы, которой нужно же где-то иметь свое место.

Те, чьи мастерские рядом, пришли и видели, как рушатся балки, стены, крыша, кабинет Стаса Каракаша, отремонтированные залы. Люди, гулявшие на Манежной площади в этот день выборов нашего будущего, взирали на пожар с равнодушием: здесь, кажется, мед продавали? Судя по бодрому виду, так же думал и московский мэр, которому Манеж был как кость в горле, - новые проектные площади под гаражи, магазины и рестораны давно уже были проданы и перепроданы, а эти «божьи одуванчики», охранители древности, все талдычили свое: «уникальные балки Бетанкура», «у хреческом зале, у хреческом зале…» Юрий Михайлович так и доложил в телевизор под 30-метровый столп открытого пламени: «никакие материальные ценности не пострадали, проекты реконструкции уже готовы, Манеж будет еще краше прежнего». И вместо поджигателей, запаливших крышу с четырех сторон, ищут упущений дирекции Манежа в противопожарной системе. Да были, были пропитаны балки специальным антигорючим составом. Просто против бензина, который разлили и подожгли те, кому этот пожар был нужен, нет средств. Тем более, если в комиссии по расследованию московских катастроф входят именно те, кто их, как правило, и устраивает.

Или такое еще название придумал для письма, которое пишу: «Семь гвоздей в спину всем гадам». Дело в том, что галерее «Семь гвоздей», директором которой является Филипповский, исполнилось десять лет. Юбилей. Она, естественно, участвует в «Арт-салоне» в ЦДХ, о котором больше, правда, и сказать нечего. Вокруг галереи, Филипповского, выпускаемых им книг, а в былые времени и редактировавшегося им журнала «Человек и природа» всегда была уйма самых разных, в том числе, и замечательных людей. И вот ведь какая штука. Когда я недавно подвизался в книжном приложении к «Независимой газете», то на исходе своего контракта написал рецензию на предыдущую, седьмую книжку его анекдотов. Название ее уже было на последней странице в списке упоминаемых книг, а сама рецензия с полосы в последнюю минуту слетела: редактор приложения Женя Лесин воткнул на ее место какого-то своего дружка.

«Ну ладно, думаю, видать, не знает, кто такой Филипповский и что за гвозди, бывает, не обязан человек все знать». А тут перебирал старые выпуски «Человека и природы» и нашел в номере 15-летней давности подборку стихов этого самого Евгения Лесина «на смерть Вени Ерофеева». Ну, думаю, дела. Это ведь как в «Дворянском гнезде», когда Лаврецкий говорит человечку: я, мол, тебя еще ребенком помню, я тебя конфетами кормил, а ты - их ел. Что ж это ты, а? Нехорошо.

Забыл, к чему это я тебе говорю. Наверное, к тому, что жизнь идет и все время разная. Хотелось бы забыть, что и мы идем вместе с ней, да не удается.

Твой Игорь Шевелев