1046.Жизнь на букву М (Новое время 2004 №51)

Игорь Шевелев

Жизнь на букву М

Как проехать в метро с пользой для себя и без вреда для окружающих

Хорошего человека найти легко. Достаточно спросить, сколько стоит проезд в метро. Хороший человек скажет: «пять копеек» или «не знаю», или «разве оно еще работает?»

Однако есть и другие хорошие люди, которые не любят стоять в пробках и разговаривать с гаишниками, а, напротив, выбирают московское метро как идеальное место для случайных встреч, дневного сна, вечных мыслей.

После каждого теракта в метро резко сокращается число лиц с кавказской внешностью и становится больше китайцев, реабилитированных после эпидемии страха перед атипичной пневмонией, не выявившей, по вредности, в России ни единого случая. Китайцы днем даже могут ездить в московском метро почти спокойно, несмотря на победу над нами в олимпийских играх.

Господин лет тридцати пяти в вельветовом костюме песочного цвета, с наушниками в ушах и приемником в виде трубки в нагрудном кармане, с перехваченным резинкой хвостом волос, падающим на спину, с журналом «Новый очевидец» в руках, который он, сидя напротив меня, изучает со скептическим интересом и расслабленным беспокойством.

Огромный зал на «Таганской-кольцевой» ежеминутно заполняют толпы людей, выбрасываемых из поездов, спешащих на переходы. Спазм часа пик. Устав присматриваться к потенциальным террористам, готовым взорваться с окружающими, стараешься угадать потенциальных людей в штатском, что должны этот теракт предотвратить. Таких, на первый взгляд, каждый второй. При этом беспокоит их равнодушие к окружающей среде. А служба?!

На «Полежаевской» перед самым закрытием дверей в вагон вкатываются два подвыпивших молодых колобка. «Куда поезд идет?» - резко спрашивает один, хоть двери уже закрылись. Все молчат. Диктор объявляет: следующая «Беговая». «Что, не твоя?» - хохочет его приятель. Проезжают остановку. Диктор объявляет: «Беговая». – «В мою сторону», - облегченно вздыхает колобок.

«Привет. Ты звонил? – серьезная девушка в очках и кремовом костюме говорит по мобильному. – Я? На «Китай-город» еду. Светка танцевать хочет». – «Следующая станция «Пушкинская» - Грохот поезда заглушает конец разговора. Выходит на «Кузнецком мосту».

После путешествий Байрона и Чайльд-Гарольда английские туристы XIX века считали высшим шиком ездить его маршрутами. Хочу предложить будущим поколениям «путешествие по Таганско-Краснопресненской линии метро».

Кузьминки – Текстильщики: мост взглядов и вздохов.

Текстильщики – Волгоградский проспект: просвет в небе, поездка на открытом воздухе. Потом засыпаешь.

Самое главное в метро это ощущение себя то ли белым то ли красным шариком городского кровотока. Главное, безличным. Думать в метро - верный способ заработать головную боль. Читать – портить зрение. Строить глазки девице напротив – слыть идиотом в собственных глазах. Вы заметили, что в метро уже никто ни с кем не знакомится?

Бродский посвящал путешествия позвоночнику. Наши посвящения зрят в корень, - посвящены седалищу, которое рад холить всякий из здешних пассажиров.

Оборотная сторона желания держать себя в своем уме, - это не отпускать далеко от поводка. Путешествовать надо, но – неподалеку.

Как Веничке из «Москва-Петушки», который никак не мог увидеть Красную площадь, мне никогда не удавалось добраться до конечной станции. А, может, стоит попробовать? Вместо этих переходов с кольцевой на радиальную и обратно. Иногда кажется, что мы в вечности, но какой-то странной, не в той, что мечталось.

С удовольствием наблюдаю в вагоне за карманными ворами. Они – последнее, что придает этому путешествию смысл, как романы Акунина придают смысл русской классике. Я не делаю им замечаний, не одергиваю, даже когда они лезут в мой карман. Хотя и не подставляю правый, когда они лезут в левый, не держу его шире. Мне нравится их смекалка загородить бритву в руке лежащим на ней плащом. Нравится работа с партнершей, которая выбирает клиента, отвлекает его, поворачивает прекрасными статями в удобную позицию. В этой пантомиме есть что-то завораживающее.

Это - мастера, а не те грубые шакалы, которые за полночь окружают в пустом вагоне подвыпившего пролетария, освобождая его от часов и кошелька. Тех надо выводить на лобное место и заставлять делиться с нищими и милицией. Это и не фашисты в черной коже и высоких армейских ботинках, которые налетают кодлой на тех, кто потемнее и топчут ногами и ножами.

Имперский стиль станций московского метро в центре города на фоне демократических толп, предназначенных для иной, концлагерной эстетики, навевает в моей бараньей голове соблазн пастыря, который повел бы нас всех наконец на бойню. А для чего еще эти все революционеры в кожанках, танкисты в овалах, летчики на потолках? И на всем тяжелый мавзолейный мрамор, поставленный на попа, - вечность генсека. И стада единодушного и каждодневного голосования умом, животом, ногами. Путин, спустись на нас…

Метро символ путешествия, путешествие по замкнутому кругу. Изо дня в день. Почти вечное. С растущей платой за билет, которым назначающие эту плату черти сами не пользуются.

Метро хорошо, а без людей еще лучше. Это думает любой из миллионов его пассажиров.

Прислушавшись к разговору, замечаешь, что люди лишены права голоса постоянным шумом. Ты не говоришь, ты перекрикиваешь. Есть особый тембр голоса, годный для метро. Таким голосом хорошо предлагать набор мелких отверток за десять рублей, пять гелевых авторучек, клей для обуви, алмаз для резки стекла.

Ты молчишь ртом, а головой непрерывно и суетно перебираешь весь мусор, что в ней накопился. Так козы, ободрав листочки и веточки с кустов и деревьев, набив ими желудок, отрыгивают пищевой комок из желудка снова в рот и медленно, вдумчиво его пережевывают. Умственная жвачка заменяет здесь мысль. Метро - подвал бытия. Предгробная сень. Ежедневная поездка из никуда в ниоткуда.

Метро заканчивает покорение Москвой окружающего пространства обсиранием того, что вокруг. Замкнутая вселенная. Еще сколько-то новых станций и – закрываем границу.

Традиционный сбор глухонемых на станции «Новокузнецкая». Есть и другие станции «по интересам». Игра: найди сам.

Есть люди, которые могут есть только на станциях метро. Например, в уголке на станции «Парк культуры» между кольцевой и радиальной.

Они видят в этом щелчок по носу метафизике метро, обращенного к существам возвышенным и духовным, пребывающим в вечности подземелья.

Эта же метафизика привела к тотальному отсутствию в метро сортиров. Общепит уже есть, а облегчиться еще негде. Отсюда двойственность – спокойной совести и неспокойного желудка. Приходилось оставаться отчасти высокодуховным существом, думая, доедешь или нет до Китай города, где вроде бы когда-то на выходе к Политехническому был сортир рядом со служебным входом. Остался ли? - вот что мучает, не давая покоя.

Наконец еду в метро запретили, и состояние желудочно-кишечного тракта вошло в прежний застой. Теперь мучает лишь память по двойному куриному буррито за 72 рубля, которое совсем недавно еще можно было здесь купить.

Есть люди, которые, видя два свободных места, садятся ровно посередине, чтобы нельзя было сесть ни справа, ни слева. Господи, как же я их ненавижу! Как же завидую им, умеющим сесть там и так, как им хочется!

Еще есть женщины, которые подбирают свои сумки, сумочки, пакеты, готовясь встать и выйти, но, подобравшись, остаются сидеть – еще немного, еще, и так до последнего, чтобы рвануться в открывшиеся двери, куда уже устремляются входящие в вагон. Они пьют последние мгновенья сидячей неги, счастливой расслабленности. От готовности до рывка к двери может пройти от десятка секунд до двух минут, я считал. А, может, наоборот, у них повышенная тревожность, которая заставляет заранее готовиться к выходу?

Наиболее адекватная реклама в метро – это реклама автомобиля. Но ее нет. А ведь она ни с каким слоганом «Бог есть!», висящим на Пушкинской, не сравнится. Если Бог есть, чего ради лезть под землю? А на личное авто аппетит, когда едешь в метро, растет неимоверно.

Как-то видел в вагоне Анатолия Вассермана, знатока из «Своей игры». Погруженный в себя, он быстро писал на оборотной стороне проездных билетов для проезда в метро. В его кармане была целая их пачка. А, может, целая книга - «Использованные билетики».

Все чаще вижу игроков в метродомино. Правила просты. Сидишь в метро. Напротив тебя сидят шесть человек. Например, двое мужчин и четыре женщины. Это костяшка 2-4. Мужчины сверху, первые. По мобильному телефону звонишь модератору, называя между какими станциями едешь. Он тут же отвечает, сыграна ли эта костяшка или остается в «базе». Правила как в обычных домино, только «мужское» число подстраивается под женское или наоборот. Это если гетеросексуальные правила, а можно гомосексуальные. Играют четыре человека, которые ездят в метро не реже двух раз в день. За месяц игра заканчивается. Игра на деньги.

Из-за метродомино начал подсчитывать, сколько мужчин и женщин сидит. В середине дня, когда нет толкучки, примерно поровну. В часы пик – 1-5 или 0-6. Понятно, что мужчины культурные, уступают место женщинам, которые считают, что имеют первоочередное право сидеть. При этом мужчин в вагоне все-таки меньше, чем женщин. Во-первых, их меньше в природе, особенно русской. Во-вторых, среди них больше автомобилистов, которые добираются с работы на личном транспорте. В-третьих, забавно смотреть, как тетки борются друг с другом за освободившиеся места.

Повторяю, ни разу в жизни не был на конечной станции ни одной ветки. Что там? Стена? Ангар? Закругление, как на трамвайном круге? Конец света, как на средневековых гравюрах? Толпы людей, задавшихся этим простым вопросом?

Метро – идеальная площадка для коротких, несвязанных друг с другом мыслей и текстов. По интернету гуляет роман, состоящий из разрозненных кусков, якобы найденных после теракта. Впереди постмодернистская ситуация: после каждого теракта находится по одному роману, которые перепутываются друг с другом, как литература перепутывается с жизнью.

Метро – это андеграунд, из которого мы когда-то пришли как из свободы, и куда опять уйдем как в ад.

В советской мифологии метро - обратная сторона космоса. Метро украсили небесами и летчиками, облаками и ангелами труда и быстрых темпов, а потом уже на этой тяге выстрелили Гагариным.

Еще это последний рубеж сопротивления врагу. От бомбардировок до партизанских катакомб, где прячутся пионеры-герои.

Церковь не теряет надежд, что после падения советской власти, а потом и цивилизации эти подземные ходы станут местом отшельничества и возрождения православных ценностей.

В метро не встретишь знакомых, которые поголовно сидят в личном транспорте. Здесь ты обезопасен от них и анонимен до предела.

Метро – форма, которую заполняешь только собой. Это идеальная среда интернета, где каждый будет соединен с глобальной сетью, поскольку метро ее частный вид.

Уже сейчас каждый десятый погружен в музыку в наушниках, в тетрис в мобильнике. Время самой читающей в метро нации ушло. Можно, не тратя зрение, слушать звучащую в наушниках книгу, на фоне которой мелькают чужие лица. Газета «Московский комсомолец» сдает позиции на глазах нового очевидца.

Еще четверть пассажиров впадает в дремоту не позже пяти станций с момента посадки. Из них спит всего два процента. Сон краткий, парадоксальный, со сновидениями.

Поездка в метро – лучшее место для сочинения проектов улучшения человечества. Ноль места, умноженный на стоячее время: идеальная утопия.

Маньяки в метро редки, но есть и они. Маньяки делятся на выходящих в час пик, и ночных. Ночных надо уничтожать как бешеных животных. Пиковые трогательно прижимаются в толкучке к даме, острой бритвой режут ее нижнее белье и деликатно проникают внутрь. Заслуживают помилования, но не прощения.

Маньяки охотятся на пассажиров, милиционеры охотятся на маньяков, правозащитники охотятся на милиционеров. Периодически, для остроты ощущений, все начинают меняться ролями.

Начиная с поздней осени, метро становится домом бомжа. Новых жильцов легко узнать по запаху. В симфонию вагонных запахов добавляется еще один сильный аккорд. Зато в холода исчезает запах пота. И духи стали приглушенней. Почти нет запахов еды, свежемолотого кофе, который так мог радовать в перестройку.

На месте иностранцев я бы ограничился центром, особенно «Площадью Маяковского». Может быть, они так и делают. Иноязычную речь слышно не часто. Возможно, консульские отделы ее им не рекомендуют.

Есть альтернативные схемы метро, построенные на игре слов. Кумарьино, Срыгино, Отрыжская, Пиво-за-водская – там одни люди. Маньяковская, Площадь Поллюции, Новогонореево – другие. Гоблино, Голубянка, Ботанический зад, Крашская - третьи. Спамерная, Свежий Спам, Жилплощадь Кузьмича – место хватит всем. Есть голубая линия, зеленая, красная, желтая. Ездят ли по зеленой линии экологически чистые инопланетяне с баксами – предстоит доказать альтернативным социологам.

Метро - сгусток символов. Место для медитаций. Игра в бисер. Место аномалий. Архив черной дыры и питательный бульон для происхождения новых видов. Это вавилонская башня, положенная набок, как библиотека всех возможных текстов игры ума.

Есть болезни, которыми заражаешься только в метро. Их изучает метропатология. Вирусный грипп мелочь. Есть специальный термин, обозначающий ненависть к тем, кто идет по переходу навстречу толпе, пренебрегая указателем.

Норма машиниста московского метро - 1600 часов в год.

Есть коллекционеры разговоров пассажиров или голосов дикторов, объявляющих станции. Сегодня на пролете между Лубянкой и Охотным рядом прекрасный женский голос, наверное, какая-то известная актриса, объявив станцию, добавила: «Дорогие мои, выходя, проверьте, вы ничего не забыли».

В метро ездят старики и молодежь. У каждого из молодых есть мобильный телефон. Женщина, лет за тридцать, лицо круглое, бледное, очки круглые, в черной оправе: «Я у Текстильщиков. Будет звонить Альберт, я у тебя».

Съездить в метро, словно принять покалывающую ванну внутренних оцепенений.