1169.Чтение в моей жизни - Вяч.Вс. Иванов (Российская Газета 2005 16 августа)

Академик Вячеслав Всеволодович ИвАнов (род. в 1929 году), директор Института мировой культуры МГУ, член многих иностранных академий – едва ли не один из последних представителей вымирающего племени ученых-энциклопедистов.

Я в детстве тяжело заболел вынужден был лежать, и чтение было едва ли не единственным моим развлечением. Тогда же возникли навыки быстрого чтения – с угадыванием слова по первым буквам, схватыванием смысла всей страницы сразу, а также выборочным чтением отдельных страниц, чтобы решить, надо ли читать всю книгу.

В юности появилась усидчивость, усиленная желанием не оказаться отрезанным от мировой науки и культуры. Бывали дни, когда я успевал обойти три-четыре больших московских библиотеки. Тогда они идеально снабжались иностранными книгами, - в отличие от нынешнего времени. Хотя тогда многие из новинок попадали в спецхран, надолго оставаясь недоступными. Как позже книги, которые посылали мне из-за границы коллеги.

И вот при выработавшейся в детстве привычке очень быстрого чтения я успевал прочитать и просмотреть множество книг и статей по теме, которой занимался. Кстати, в зрелые годы я повторил подобный опыт «в мировом масштабе», - переезжая по личным причинам из страны в страну, я собрал для работы о древнейшем название лиры – статьи и книги специальных библиотек Парижа, Рима, Копенгагена и Вашингтона.

А в молодости, когда я был в 1957 году на Международном съезде лингвистов в Осло, великий французский ученый Эмиль Бенвенист вынес из наших подробных разговоров с ним впечатления, что я знаком со всеми его бесчисленными работами. Это же предполагали о своих трудах и некоторые другие специалисты. А ведь тогда у нас не было таких возможностей копирования, как сейчас. Я очень много конспектировал, выписывал. Например, основную книгу великого русского ученого-эмигранта князя Н. С. Трубецкого «Основы фонологии» я по-немецки переписал почти целиком.

Иногда просто везло, и нужные книги и статьи сами шли ко мне. Иногда это было на грани чуда. В 1974 году я писал для ленинградского сборника по африканистике большую работу о почитании близнецов в Африке. Это явление распространено почти у всех народов этого материка. Я читал соответствующие описания в Ленинской библиотеке. Трудность заключалась в ограниченном количестве книг и журналов, которые можно было заказать за раз. А срок сдачи рукописи уже подходил. И вдруг на полке, где лежали заказанные мной издания, рядом с ними появляются стопки других, которые мне были нужны. Так продолжалось несколько дней. Статью я написал в срок. Но так и не узнал, кто же был тот неизвестный, заказывавший нужные мне книги. Пока я подолгу сиживал в читальном зале, он не появился ни разу.

При этом замечу, что обладая цепкой памятью для специальных занятий, - я помню все даты издания книг и статей, - я совершенно не в состоянии запомнить номера телефонов.

Конечно, для чтения много значит среда, в которой ты живешь. В библиотеке моего отца, писателя Всеволода Иванова, было много переводов новейшей западной литературы. В особом ящике, например, хранились все довоенные издания Хемингуэя, особо им ценившегося. Мы с братом в отрочестве зачитывались ими. Для меня тогда много значил и довоенный перевод «Путешествия на край ночи» Луи Селина.

Благодаря отцу, мы смогли узнать и прочесть таких полузапрещенных тогда русских авторов, как Достоевский, Бунин и Розанов. От отца же я услышал и имя Сирина (Владимира Набокова), которого, как лучшего прозаика эмиграции, он открыл во время поездки в Париж. Прочитать кое-что из Набокова мне удалось впервые сразу после войны, при первой поездке в Латвию. Там его книги еще не успели изъять из библиотеки Союза писателей.

В детстве и в ранней юности для меня много значил и круг чтения моей старшей сестры Татьяны Всеволодовны Ивановой, хорошо знавшей английский и многие другие языки. В ее руках я впервые увидел полный текст «Улисса» Джойса. До этого я читал отрывки в русских переводах в старых журналах, хранившихся в библиотеке отца. Там же были и статьи о нем погубленного во время террора князя Святополка-Мирского. О стихах того же Джойса, которые я потом сам переводил, я в юности услышал в доме творчества писателей в Переделкино от Сергея Боброва, друга юности Бориса Пастернака. Там же я встречал многих людей с широким кругом чтения, обсуждавших все прочитанное. В домах же творчества, где потом я сам живал, мы много говорили о напечатанных и рукописных, самиздатских, текстах и давали их читать друг другу.

Как-то сестра увлеклась полным собранием стихов Джона Донна. Часть его мы по-английски прочитали вместе. В частности, то «Завещание», которое десятилетия спустя переводил Иосиф Бродский. Потом я выбрал Донна темой своей работы в университете, увидев, впрочем, внешнюю невозможность написать то, что хотел.

Когда я принес из общедоступной библиотеки антологию французской поэзии с замечательными стихами Поля Валери, мы с сестрой упивались ими вместе. Поэму Валери «Юная Парка» мне дал ненадолго мой школьный приятель, и я полностью переписал ее в тетрадку за зимние каникулы. Кстати, сопоставление Поля Валери с Велемиром Хлебниковым я провел в сочинении на первом курсе университета. И один из моих университетских учителей В. Д. Дувакин внимательно и сочувственно его разобрал.

О новой французской прозе, например, о великолепной книги Мишеля Бютора о Бодлере я узнал позднее, благодаря маме, ее переводившей. Она же познакомила меня не только с книгами Натали Саррот, но и с ней лично. Новые художественные сочинения Жан-Поль Сартра, например, его «Слова», я получал сразу же после их выхода от моей приятельницы Е. Зониной, с ним лично близкой. Так же потом свежими немецкими текстами Генриха Белля, в том числе, «Глазами клоуна», снабжал его друг Лев Копелев. Полное собрание всех литературных новинок на трех западных языках было у часто ездившего на Запад физика И. Д. Рожанского.

То есть об основных новых произведениях мы узнавали чрезвычайно быстро. О книге Сэлинджера «Над пропастью во ржи» мне подробно рассказала знакомая моей мамы через несколько месяцев после первого издания в Америке. Как видите, я многим обязан той высоко образованной интеллигентской среде разных поколений, которая меня окружала, начиная с детства.