1189.Рецензия на Вырыпаева (РГ, 2005, 20 сентября)

Проза рапсода.

Первая книга Ивана Вырыпаева, новой звезды русского искусства

Иван Вырыпаев «13 текстов, написанных осенью»

явление

Игорь Шевелев

Есть книги, которые можно читать сами по себе, забывая об их авторе. «13 текстов, написанных осенью» читаешь, слыша голос того, кто не просто их написал, а именно что произносит в данный момент. Даже если ты никогда этого человека в глаза не видел и слыхом о нем не слыхивал.

Личная печать текста, вроде бы, не удивительна, поскольку Иван Вырыпаев – молодой драматург, актер, теперь кинорежиссер, рэпер сценической прозы, восходящая звезда российского искусства. Он уже достаточно знаменит. Когда Иван выступает в «Театре. doc», на него с удовольствием приходит поглазеть бизнес-элита и артистический бомонд, - появилась мода на Вырыпаева. Если проводить параллели, то, конечно, приходит на ум словесный жест Евгения Гришковца. В итоге, книга «13 текстов, написанных осенью» появилась очень кстати, что знаменует прозорливость издателей.

Дюжина ее текстов является гарниром к главному, ставшему уже знаменитому в театральной среде «Кислороду». На самом деле, поражает то, каким образом в словах и фразах, расставленных на бумаге, удается передать никому, кроме автора, не принадлежащий стебный, агрессивный, напористый, задумчивый, дзенский, философский, экстремальный, предельно искренний, животворящий голос. И проза, держащаяся голосом то ли ерника, то ли мудреца, сама обретает новые стилистические очертания. Это - проза рапсода. Казалось бы, песнь, исполняемая слепым Гомером, была самым необязательным в мире текстом, - что хочешь, то и пой. Но, парадокс, именно она закрепилась на тысячи лет формулой будущей культуры, вместив в себя все.

Песнь Вырыпаева вроде бы так же необязательна. Но нечаянная афористика, рождающаяся в движении голоса и речи, остается на более долгий срок, чем книжная. В афоризмах «Кислород» вполне может соперничать с «Горе от ума» Грибоедова, рэпера пушкинской эпохи.

Речь вроде бы сразу обо всем. Бандюк убил в огороде лопатой жену, порубил в мелкую сечку, вернулся и стал танцевать. «В каждом человеке два танцора – его правое и левое легкое». Приехали другие бандюки, спрашивают, ты чего, Санек, наделал? Тот не слышит, танцует. Они его вырубили, он ищет губами кислород, они опять спрашивают: ты чего, Санек? Он говорит, что полюбил другую женщину, потому что в жене не было кислорода, а в той – есть кислород. И он вырубил танцоров, живших в груди его жены. Потому что « в каждой женщине есть два танцора, и каждая женщина поглощает кислород, но не каждая женщина сама является кислородом». И так далее.

Соединение бандитской лексики, нецензурных выражений, евангельских цитат и аллюзий – прием безошибочный, который не может не произвести впечатления еще со времен Венечки Ерофеева. Речь о кислороде, которым хотят дышать люди, нарушая ради него все библейские заповеди, расправляясь, как если бы были на стометровой глубине Баренцева моря, со всеми вокруг и с самими собой.

Он и Она, рассказывая истории про любовь и кислород, могут сами вступить по мере рассказа в выяснение отношений, хотя они случайные друг для друга люди, - актеры на сцене. Но рассказ и актерство - тоже способ дышать. «И врешь, и выдумываешь, и обманываешь сам себя, и делаешь это с одной лишь целью – чтобы как можно сильнее работали легкие».

Тексты Вырыпаева держатся на неожиданности продолжения, стыка слов и мыслей, то есть на живом голосе, - ни на чем больше, на абсурде и боли. И хотел бы не слушать, а не можешь оторваться. Речь-то о главное. Потому и проза живая, что редкость для нашего времени, как и для любого другого. «И я пойду к себе во двор. И там возьму я свой топор». Потом понимаешь, что при видимой бесхитростности и как бы случайности текста он выстроен как симфония или какой-нибудь баховский пассион – с отдельными ариями, речитативом, хоралами. Из мусора нынешней речи растет текст о предельных вещах, совопросник века сего.

Иван Вырыпаев «13 текстов, написанных осенью». М.: Время, 2005, 240 стр.