134. Интервью с Альбером Камю (Общая газета 1993 №17)

Давайте умирать, сопротивляясь

7 ноября исполнилось 80 лет со дня рождения Альбера КАМЮ (1913-1960) – лауреата Нобелевской премии по литературе, одного из основателей французского экзистенциализма, в котором особое внимание уделялось проблеме смерти. Анализу этого посвящена «заочная беседа» с Альбером Камю, в ответах которого использованы фрагменты сборника переводов его «Бунтующий человек».

-Скажите, что заставляет вас вновь и вновь возвращаться к проблеме смерти?

-О смерти сказано все, и приличия требуют сохранять здесь патетический тон. Но удивительно: все живут так, будто «ничего не знают». Судите сами, мы живем будущим: «завтра», «позже», «когда у тебя будет положение», «с возрастом ты поймешь». Восхитительная непоследовательность: ведь в конце концов наступает смерть!

-Но иногда наступает прозрение?

-Да, вот привычные жизненные декорации: подъем, автобус четыре часа в конторе или на заводе, обед, четыре часа работы, ужин, сон. Понедельник, вторник, среда, четверг, пятница, все в том же ритме. Путь, по которому идешь день за днем. Но однажды встает вопрос: «а зачем?» Все начинается с окрашенной недоумением скуки. Скука пробуждает сознание…

-Сознание чего, бессмыслицы происходящего?

-Ну конечно. Мой способ действовать как будто все исполнено смысла, самым головокружительным образом опровергается абсурдом смерти. Думать о завтрашнем дне, ставить цель – все это предполагает веру в свободу. Но вот я знаю, что нет высшей свободы, свободы быть. Смерть это конец всем играм. У меня нет свободы продлить бытие. Абсурд развеял мои иллюзии: завтрашнего дня нет. Отныне это основание моей свободы.

-Свободы, которую дает…смерть?

-Именно. Человек абсурда лицом к лицу со смертью как самой очевидной абсурдностью чувствует себя освобожденным от всего. По отношению ко всем общим правилам он совершенно свободен. Рука смерти подобна руке патриция – разящей, но и дарующей освобождение. Все иллюзии исчезают перед ее лицом. Принципом свободы становится божественная отрешенность приговоренного к смерти, перед которым вдруг рано или поздно откроются двери тюрьмы.

-Так, может, проще всем сразу открыть эти двери самоубийством?

-Не будем преувеличивать. В привязанности человека к миру есть нечто более сильное, чем логика или все беды мира. Тело принимает участие в этом решении ничуть не меньше ума, а оно отступает перед небытием. Мы привыкаем жить задолго до того, как привыкаем мыслить, и тело сохраняет это опережение. Мы уклоняемся от смерти, надеясь. Надеясь на жизнь иную, которую надо «заслужить», или живя ради какой-нибудь великой идеи. Все здесь путает нам карты…

-Высокой идеей загораживая пустоту?

-В итальянских музеях встречаются маленькие разрисованные ширмы. Священник держал такую перед глазами приговоренного к смерти, скрывая от него эшафот. Так вот божественное, или вечное, или потеря себя в повседневности, или «идея» - все это ширма, которая прикрывает абсурд.

-Но как должен жить человек, который смотрит на этот абсурд, не отводя глаз?

-Я напомню вам слова героя одной из книг Сенанкура: «Человек смертен? Возможно. Но давайте умирать, сопротивляясь. И если уж нам суждено небытие, то не станем соглашаться, что это справедливо!»

-Что вы скажете о советском опыте «преодоления смерти»?

-Это имперская мечта, которая утоляет свою ненасытную жажду соками человеческой личности. Личность враждебна империи, ибо ускользает от нее. А в империи все должно быть рассчитано. Человек – игрушка внешних сил, которыми можно рационально управлять. Стало быть, надо закабалить не только человеческую жизнь, но и то глубоко личностное событие, в ожидании которого человек проводит свою жизнь. Так в своем порыве империя тщится пресуществить даже смерть.

-Каким образом?

-Путем низведения живого человека до уровня вещи. Предпочитая смерть рабству, человек может утвердить свою человеческую природу, неподвластную царству вещей. Вот почему обвиняемого прилюдно судят и казнят только тогда, когда он соглашается признать, что его смерть справедлива и сообразна с этом империей вещей. Вспомните сталинские процессы. Либо ты умираешь обесчещенным, либо просто перестаешь быть, - как в жизни, так и в смерти.

-Что ждет такое общество?

-Отчаявшись в свободе личности, оно грезило о диковинной свободе всего рода человеческого. Но отвергнув смерть в одиночку, оно назвало бессмертием лишь чудовищную коллективную агонию.

«Общая газета» №17/19 за 1993 год, 12-18 ноября