158. Философия на марше (НГ, 1994, 27.5)

Философия на марше

Межи и промежности

Каюсь, задержался я с заказанным мне редакцией обзором философско-культурологических журналов. Припозднились, однако, и некоторые из них явиться на глаза достопочтенной публики. И дело, конечно, не в издательских трудностях. Представим, как гляделись бы нынешние «Вопросы философии» лет эдак десять назад, в каком-нибудь 1984 году! Дантовские эссе Борхеса; русская философская танатология (смертоучение); Плотин о бессмертии души (перевод); резюме путешествия де Кюстина по России в 1839 году, сопоставление протестантской трудовой этики с православной, которую эксплицировал из святоотеческой аксиоматики С. Н. Булгаков (будущий о. Сергей)… И так далее, и тому подобное. Глядишь, отнюдь не оруэлловским выдался бы тот черненковский годишко! Нынешнюю зарплату, да при тех бы ценах! Шутка, конечно, хотя и не совсем. Всему свое время, но и свое невовремье.

Ибо где она, эта околофилософская публика, которая 10 лет назад зачитывалась бы предлагаемыми ныне текстами? Решает для себя: быть иль не быть? Что происходит с бес-советским сознанием, есть ли в нем место для философии и какая она вообще, эта философия? Считать ли ее тем, чем почитали ее прежде, делая лишь скидку на замутнение идеологическими обстоятельствами? Или же она нечто совершенно иное?

Увы, и свою предполагаемую аудиторию, и свой предмет «ВФ» предпочитают воспринимать не задумываясь. И то сказать, может ли такое солидное издание, «научно-теоретический журнал», ежемесячно и непрерывно издающийся с 1947 года, вдруг начать пересчитывать на ходу и проверять на аутентичность все множество своих философических ножек? «ВФ» и не пересчитывает.

Движется вперед, идет в ногу (какую?) со временем, модернизируется, расширяет проблематику на фоне предыдущих сорока семи лет, вводит в оборот новые имена и современную терминологию, очерчивает контуры новых тем вроде политологии, русского менталитета, биоэтики или трансперсонального опыта… И какое кому дело, что все прилавки забиты множеством книг на подобные и многие другие темы, которых долго еще журналу не перечесть и не перебрать? «ВФ» не реагируют на эту низкую эмпирику, демонстрируя взвешенность своего профессионального подхода к соответствующей проблеме. Словно давая методические образцы внутрикафедральным адептам. «ВФ» Существуют в поле расширяющегося бывшего советского сознания и в контексте собственного содержания с 47-го года.

Подчеркну, что речь идет не об отдельных публикуемых в «ВФ» материалах, иногда блестящих, - но о журнале в целом. О том трудно уловимом, что называется стилем журнала. «У меня нет претензий к советской власти, - заметил как-то Андрей Синявский, - кроме стилистических».

Стилистическая инерция «советского дискурса» придает журналу столь обычный для нашей сегодняшней действительности характер межеумочности. Рискну предположить, что основная его черта – это имитация. В данном случае имитация рассуждения, непонятно к кому обращенного, непонятно, для чего затеянного. Для соответствующего отчета «по начальству», что перестройка философии идет нормально, в оборот вводятся проблемы бессознательного и алхимии, томизма и смерти? Да, замечательно. Но куда при этом деть самый навык мыслительной имитации и язык идеологической мертвецкой?

Между жизнью и подражанием ей разница чисто стилистическая. Как ее уловить, не живя? Но такая же точно разница между собственно философией и философографией – описанием оной, не имеющим к ней внутреннего касательства.

Зачастую «ВФ» демонстрируют лишь тематическую экспансию мистифицированного советского псевдофилософского сознания. Старые мехи наполняются новым вином. В старый учебник старые авторы вписывают новые главы. Искра жизни не высекается. Некоему наблюдателю предъявляется «принятый в цивилизованном обществе» реестр философских проблем без всякого прояснения паутинной структуры опутывающего их квазисознания.

В этом контексте совершенно своеобразно смотрится включение статей современных западных философов и «возвращенных» из архивов отечественных. Происходит наложение друг на друга нескольких понятийных систем, странным образом не искажающих друг друга, поскольку они сосуществуют в полностью имитированном, ни к какому живому сознанию не обращенном, размагниченном поле философского нигдебытия. В коем, надо признаться, все мы сегодня, видимо, и существуем.

Поэтому стоит ли быть такими уж ригористами? Между чем и чем выбирать нам в нынешних условиях? Между тем, что есть, и полной утратой даже этого немногого? Невидимые спонсоры и добродетели поддерживают на плаву то, что есть. Воздержавшиеся в свое время от советской псевдофилософии с недоумением поглядывают и на ее нынешний дрейф. «ВФ» являют для будущих деконструкторов удивительную картину форм мышления, не предусмотренных в прежних классификациях видов.

Отдадим должное редакторской выдержке «ВФ». Свое стилистическое единство здесь хранят как последнее достояние. Симптом ли это нового идеологического окостенения или фатальное бессилие тех, кто окончательно сходит со сцены? В любом случае, читателю «ВФ» предлагается двойное удовольствие. Ностальгическое погружение в некогда обязательное, а нынче совершенно бесцельное и тем более эстетически совершенное «подражание философии». И всегда на этом фоне неиссякаемое удивленное удовлетворение расширяющимся ее тематическим охватом: «Ого, и это сегодня можно!» Даром, что «этого» кругом навалом… Но мы-то читаем только «ВФ» - источник знаний!

Думаю, что основной причиной отпочкования в 1992 году от «ВФ» «международного философского журнала «Путь» были как раз стилистические разномыслия.

«П» задумывался как журнал воссозданного философствования, реально продвигающегося к смыслам, а не просто перечисляющего их. Философии, которая не несет на себе нагрузки «единственно верного учения» или экзотической «русской идеи». Философия как наука не знает этнического разнообразия. Это некий общечеловеческий культурный институт со своей традицией, языком, понятийным аппаратом и осуществляемыми процедурами мышления.

Конечно, журнал не может извне восстановить прерванную (а, быть может, никогда и не существовавшую в данном месте) традицию реального философствования. Он может лишь дать описание правил и процедур мышления. Прояснить язык. Продемонстрировать, по аналогии, способы философствования христиан-евангелистов при гитлеровском режиме. Православных софиологов в постсоловьевской России «серебряного века» и в парижской эмиграции. Андеграундных златоустов в курилках Ленинки и ИНИОНа.

Но изначала понимается, что никакие «примеры по аналогии» не могут заменить реального акта философствования здесь и сейчас, обращенного к уникальному состоянию нынешнего сознания. На своем строгом языке, со своим синтаксисом, дикцией, дискурсом и всем прочем, что положено, но тем не менее актуального до дрожи сердечной. Всякие аналогии мертвы перед живым творческим актом философствования. Впрочем, и всякая подобная риторика вполне безответственна, а значит, чрезмерна.

Итак, «П» занимается прежде всего правилами и условиями существования философии в… ее отсутствие. Ситуация, конечно, парадоксальная, но поскольку осмысленная и сознательно принятая, то не без достоинства.

Отсюда и ориентация «П», в отличие от «ВФ», на тексты большого объема, дабы перед читателем возникла сама фактура мыслительного процесса, несущие конструкции логики, содержательные основания дискурса.

Акцент делается не на презентации и перечислении соответствующих проблема суб спэциэ философия (под видом философии), но на презентации философствования как такового. Для кого? Судя по динамике нынешней ситуации, для будущих поколений…

В данном обзоре журнал «Мировое древо» вполне может показаться «третьим лишним». Задуманный как психо-культуролого-аналитический журнал, он, однако, мог бы прояснить нынешнюю культурную ситуацию.

Начиная с архетипики, продолжаясь введением в постструктурализм и постмодернизм, заканчиваясь соединением архаики и авангарда в современном искусстве и сознании, журнал вполне мог бы описать структуры, лежащие в основании нашего бес-советского бес-сознательного.

Ох, хороша была бы деконструкция Хаоса! Наши инициации и культурные герои, наши хронотопы и хренотипы, близнечные мифы и козлы отпущения, анекдоты и фобии, магия, шаманство и околдованность. Все, казалось бы, готово. И отцы-основатели от Деррида и Померанца до Лосева и Библера смотрят, выстроившись в столбик, с пониманием.

Все ведь готово. Уже написаны «Мифы народов мира». У нас и воздух пахнет архетипом. По пояс в мифе, по горло в истории, по маковку в лучшем из миров, стоим, дрожа, дожидаясь жениха очередного. «Девочке нужен хороший психоаналитик», - сказал бы со вздохом старый домашний доктор. Где же он?

Увы, вместо бодрого ежеквартальника – академически затухающий альманах. Что было, то есть и то будет: мелетинские сюжетологии, гуревичьи анналы, восток-запад да семиология. Вареная иноземная методология никак не переварит сырую отечественную конкретику. Остаются заявки. Планы. Методики. «Когда же нам на дело, папаша?»

Перестройке, как известно, предшествовала культурологическая компаративистика. Срывание всех и всяческих масок. Эрос всевозможного. Оргазм всечеловека застоя. Всяк носил с собой джентльменский набор архетипов, комплексов, мифологем. Мнил себя мифом народов мира. Коммунистический план мироустройства аукнулся вселенской шмазью аутсайдерской культуромании – этой экологической ниши тихо умствующего воображения. И для чего? Только ли для того, чтобы все «научные коммунисты» тихо переписались в «культурологи»? Чтобы Коммунистический Интернационал сошел в мифологический? – Кереньи, помилуй!

Академическое исследование мировой архаики в «МД» выглядит сегодня архаическим архетипом умершего и невоскресшего интеллигента брежневской поры. Увы, сегодня реальный Париж стоит мессы. По амбивалентности.

Чего бы, казалось, проще, как щелкнуть совок на семиотическом зубе? Ан не выходит! Синтагматические грехи, что ли, не пускают в парадигматический рай? Или наоборот?

Остается только надеяться, что очевидное желание выявить и описать культурные основания и параметры нашего мира, мышления и, простите за выражение, менталитета, найдет наконец систематическое, подробное и адекватное воплощение. Не в «МД», так в другом подобном издании.