178. Рецензия на книгу Сергея Голлербаха (НГ, 1994, 8 октября)

Жизнь штрихом

Только простодушие открыто для удивления

Сергей Голлербах «Мой дом», Париж, 1994

Среди русских художников ХХ века можно насчитать немало прекрасных, своеобразных писателей. Достаточно назвать Алекс. Бенуа, К. Коровина, М. Добужинского, К. Петрова-Водкина, Н. Рериха, Ю. Анненкова, С. Шаршуна… Сегодня, после выхода в парижском издательстве «Альбатрос» книги воспоминаний и эссе художника Сергея Голлербаха, стало ясно, что и он занимает в этом ряду достойное место.

Прозаический дар Сергея Голлербаха очевиден. Его короткие рассказы фрагментарны и точны подобно профессиональному наброску. Подлинная жизнь – это мимолетное впечатление, выходящее за грань привычки и ожидания, откровение, захватывающее нас врасплох. Так же угловато и «не по правилам» надо передать это невыразимое ощущение, едва ли не на кончиках чувств.

Так запах скипидара и масляных красок вызывает в памяти годы учебы в ленинградской художественной школе, лица друзей, давно уже несуществующих. Так сквозь сон вспоминается тепло небритой щеки отца, ушедшего на фронт и не ставшего будить сына. Так и осталось навсегда это ощущение прикоснувшейся щеки. Или вот юноша в первый раз видит голую натурщицу, от волнения закрывая глаза в момент ее появления из-за ширмы. «А когда открыл, то увидел следующее: плотная женщина с большими грудями, круглым животом, крепкими бедрами и густой рыжей растительностью там, где ей полагалось быть, медленно прогуливалась по кругу». Что-то странное, экзотическое, вроде динозавра, с мощными пропорциями плодородной машины соцреализма. А ведь влекла тайна женского тела. Хотелось чего-то, как из переводных романов в приложении к «Ниве»: «Она дозволила ему дотрагиваться до всех частей ее тела при одном только условии: он не должен был называть их по имени». – «Вот это - Европа, - думал я, - вот это – тонкость!» А у натурщиц тела, части которых не только можно, но и нельзя не назвать!..

Вот идущие по улице люди при звуке разорвавшейся в воздухе шрапнели все, как один, втягивают голову в плечи и поднимают правую коленку. Вот специфический запах тел смертельно голодных людей. Вот размышление над замерзшими в пустой блокадной комнате человеческими экскрементами, похожими на Вавилонскую башню. Вот юноша помогает соседке перенести на стол голое тело ее умершего мужа, поражаясь виду его мертвого члена…

«Мне было 17 лет, когда началась война, - пишет Сергей Голлербах, - и я был, по выражению В. В. Розанова, «недовоплотившимся человеком». Таким, я думаю, и оставался на всю жизнь». Но не это ли и дало возможность видеть себя и других словно со стороны, в мгновенном и чудесном стечении обстоятельств? А оно слишком обычно для человека, выбитого из колеи: ссыльного, беженца, «перемещенного лица», эмигранта, художника, наконец…

Племянник известного искусствоведа и библиофила Эриха Федоровича Голлербаха, Сергей Голлербах родился в 1923 г. в тогдашнем Детском, а бывшем Царском селе (с 1937 г. – г. Пушкин). В 1942 г. был вывезен на работы в Германию, после освобождения в 1945 г. американскими войсками несколько лет проучился в Мюнхенской академии художеств. В 1949 г. эмигрировал в США, где живет и поныне, будучи профессором живописи, действительным членом Национальной академии художеств и почетным президентом Американского общества аквалеристов.

Перед читателем книги проходит Воронеж середины 30-х, увиденный глазами мальчика из сосланной семьи, пионерское детство «юного таланта», поездка в Крым, ленинградский голод, немецкие и союзнические лагеря, стах выдачи Советам, немецкие художники-педагоги, русский Нью-Йорк с 50-х до наших дней, путешествия, Мексика, Франция, друзья, одиночество, вседневная радость бытия…

И все время этот внимательный, чуть посторонний взгляд человека, умеющего оценить то, что есть, человека ненавязчивого, симпатичного, человека, которому веришь.

Встречаются ли автору провинциальные американские аристократы, старые ли русские эмигранты, знаменитые художники или нью-йоркские бомжи, описывает ли он жителей многоквартирного дома, этого Ноева ковчега большого американского города, или любовников в гостинице – всегда удивляет его искренняя и чуть простодушная интонация: только простодушие открыто для удивления, а интонация – для ритма карандаша, дыхания, мысли.

Книга Сергея Голлербаха «Мой дом» вышла в частном парижском издательстве Ренэ Герра тиражом 500 экземпляров. Профессор-славист Ренэ Герра известен как обладатель уникальной коллекции, связанной с русским зарубежьем, в основном с первой волной эмиграции. Но русская культура для Р. Герра не просто страсть коллекционера, предмет архивной мании. Это - глубоко любимая им культурная и жизненная среда, которую он всячески расширяет. В частности, инициируя появление мемуарных материалов, издавая их и сохраняя не только для потомков, но и для нынешней культуры. «Мой дом» С. Голлербаха – памятник чудесной страны: русской культуры вне России.