186. Рецензия на Луи Селина (Общая газета, 1994, №42)

Твоя война против всех

Когда в 1934 году в Москве роман Луи Селина «Путешествие на край ночи» вышел в переводе Эльзы Триоле, автор воспринимался как обличитель «мерзостей буржуазной демократии». Через несколько лет с ужасом выяснилось, что Селин – фашист, коллаборационист и антисемит. Сегодня, через 60 лет, новый перевод ставшего классическим романа (М.: Прогресс, 1994) представляет читателю блестящего стилиста, трагика и мизантропа, оказавшего немалое влияние на мировую литературу, включая и русскую.

«Путешествие на край ночи» начинается для студента Бардамю первой мировой войной, на которую он сдуру отправляется добровольцем. Что ни говори, война лучшее место для того, чтобы узнать, как устроен мир. Устроен же он так, что ты для него – ничто, вонючие потроха для убоя. А еще мир нафарширован высоким слогом, чтобы ты сам пошел к нему в пасть или в задницу, на выбор, но, главное, делая вид, что так и надо, что именно там и есть твое место. «Раз уж твое ремесло – быть убитым, так не выпендривайся, поступай так, словно жизнь продолжается, и вот эта ложь и есть самая жестокая».

Бардамю это не устраивает. Мир – война на уничтожение. Причем уничтожения тебя одного, поскольку тебя другого не предвидится. Люди вокруг преисполнены на сей счет энтузиазма. И с той стороны, откуда пуляют, и с этой, где твой диагноз: «практически здоров для смерти за любимую Францию!»

Но поскольку и ты поставил им диагноз: «тотальное безумие», то ты – сумасшедший, и тебя будут лечить: тело – электрошоком, душу – вливаниями патриотической морали. Впрочем, как ни бились, убийцы в мундире из Бардамю не получилось. Видно, ошибка в природе.

Как жить? Да так и жить, приняв свою войну против всех. «Когда ты слаб, лучший способ окрепнуть – это содрать с тех, кого особенно боишься, последние лохмотья престижа, который у них еще остался. Надо приучиться видеть их такими, каковы они на самом деле, даже хуже – со всех точек зрения». Мир идет верным путем – путем гниения. Даже с любимой красоткой лучше встречаться раз в два года, чтобы заметить, насколько она продвинулась в этом направлении.

Откосив от фронта, Бардамю отправляется на заработки в африканскую колонию. Туда на корабле «Адмирал Мудэ», обратно – на «Инфанте Сосалия». Работа на фирму «Сранодан» лишь подкрепляет желчные мысли на предмет человеческой природы, наградив поносом и малярией. Герой чуть не отдает концы в этих самых джунглях. Единственное, что не изменяет ему даже на предсмертном одре, это язык. «Люди, вещи и страны в итоге сводятся к запаху. Тем же путем уходят все авантюры». Ну а когда очень навоняет, запахи заменяет литература. Условно французские имена типа мсье Блядо, мадам Прокис, сержант Мандалом подчеркивают суть дела.

Вздрюченный малярией, Бардамю попадает в Нью-Йорк. Там поистине фантастика. С мраморными публичными сортирами что твое метро, с гостиницами, в которых даже онанизм не облегчает, с невостребованной никем нежностью души, расстегнутой как ширинка…

Из жизни не выскочишь. Вернувшись в Париж, закончив медицинский факультет, герой становится врачом небогатой парижской окраины. Вот уж «Драньё» так Драньё, где бедняки только и знают, что пакостить ему своими болезнями, скупостью, склоками, абортами, смертями. Возможно, он и сам врач не из лучших, но вот вопрос, заслуживает ли жизнь лучшего врача. У тому же физиология – последний довод мизантропа. Взять хотя бы привычку светских дам к дефекации и прочей дряни…

Может, аргументы несколько и однообразны – от медицинских до философских. Да ведь поистине безошибочны только желчные суждения о бытии!

Русскому читателю, конечно, придет в голову, что мещанский пригород Парижа вряд ли сгодится на последний пункт путешествия на край ночи. Что все это, как уверяет предисловие, только литература, и – слава риторике! Что если «все есть пенис и математика», то это еще не повод для революции и низвержения основ.

Рядом с Бардабю, куда бы его ни забрасывала судьба, оказывается еще один субъект, Робинзон. Свинья почище нашего героя. Всем и вся недовольный, завидующий, жалующийся, отвратительный и криминальный, как мелкое насекомое. За что таких еще женщины любят? В конце романа его застрелит девушка, которой он коротко и ясно отказал в любви. Не в сексе – в любви. В человеческом чувстве. Отчаяние – такая штука, которая плохо передается другим людям, особенно почитаемым за нормальных.