Первая

«Париж – это дом для человеческой жизни»

Алексей Хвостенко – живая легенда интеллигенции 60-х – 70-х годов. Автор (вместе с Анри Волохонским) знаменитой песни «Над небом голубым», исполнением которой так прославился БГ. Когда несколько лет назад Хвостенко впервые после пятнадцати лет эмиграции вернулся в «свой город знакомый до слез», прежние почитатели приходили на его концерты с детьми и чуть ли не со внуками, с рождения слышавшими его магнитофонные записи, никогда его не видя. И вот второй приезд.

-С какой целью?

-Я должен записать вместе с группой «Аукцыон» два альбома. Один с моими собственными песнями. И второй – на стихи Хлебникова. Мы с моим другом Толей Герасимовым, который живет сейчас в Нью-Йорке и на днях приедет сюда, начали еще в Париже работать над этим проектом.

-Почему Хлебников?

-Не только потому, что он гениальный поэт. Я вообще делю европейскую поэзию на три эпохи – гомеровскую, дантовскую и хлебниковскую. У него было совершенно новое отношение к поэзии, к языку, к самой личности поэта. Но он и лично мне очень близок. Я никогда бы не написал своих стихов и песен, не будь Хлебникова. Я плод с этого ствола.

-Но сейчас вы в Париже известны больше, как художник…

-Я и здесь был художником. Просто так случилось, что слава барда и поэта шла впереди моих художественных работ. Оно и понятно. Выставлять работы было негде, покупателей от Москвы до Парижа существовало два-три человека. А песни сделали из меня чуть ли не миф в определенном кругу.

-Вы не утратили этот круг, уехав в эмиграцию?

-Видите ли, за границей сейчас оказались чуть ли не все мои хорошие друзья и знакомые. Помню, как я уезжал в апреле 77-го года. Проводы были в доме у Генриха Сапгира. Была куча народа, которая всюду стояла, лежала. Стиль проводов, как известно, предполагает некоторую необузданность. Вдруг мне сообщают: «Тебе звонили из ОВИРа, рейс отменяется, переносится на сутки». Ну все, думаю, поеду в другом направлении. Нет, действительно, что-то отменилось, и я летел рейсом на Марокко с советскими специалистами. Выхожу, совершенно один в огромном венском аэропорту, никто не встречает. Спрашивают: «Вы куда?» - «Ну вообще, - отвечаю, как бы размышляя, - хотел бы в Америку». – «А билет у вас есть?»

Наконец кто-то сообразил, что я эмигрант из Советского Союза. Отвезли меня в специальный отель для эмигрантов. Там тоже никого, всех накануне куда-то отправили. А дело перед Пасхой. Я спрашиваю: «А где здесь православная церковь?» Прихожу туда и сразу обнаруживаю человек тридцать довольно близких моих друзей. И сразу пошла жизнь, какие-то галереи, выставки. Приехал в Париж – то же самое. Володя Марамзин, замечательный писатель, сразу предлагает: «Хвост, давай издавать литературный журнал». И мы потом выпускали его в течение восьми лет, «Эхо».

-Скажите, русские художники в Париже – это какая-то маргинальная группа, или входят уже частью в парижское, европейское, мировое искусство?

--Да нет, какие они маргиналы. Конечно, художник это существо индивидуальное, у каждого своя судьба. Но когда к твоим услугам множество галерей, непрерывные возможности выставок, о какой маргинальности можно говорить. Скорее, я маргинал по своему складу. Например, я до сих пор считаюсь политическим беженцем, потому что не оформил французское гражданство, неохота с бумажками возиться. В визе российского посольства так и написано: «без гражданства». И то я выставлялся по всей Европе. Или вдруг оказался вице-президентом ассоциации русских художников в Париже. Это не значит, конечно, что я чего-то там делаю. Но если надо кого-то пригласить из друзей на свои сабантуи, мы делаем сюда вызов, и полиция это принимает. В Париже сейчас живут и московские художники, у которых налажены связи с галереями, Эдик Штейнберг, Эрик Булатов.

-Много говорили о парижских «скватах», местах, где живут художники.

-Ну да. Например, я делаю скульптуры. Для этого нужна довольно большая мастерская, а денег на аренду нет. Поэтому художники самовольно занимают какие-нибудь пустующие помещения – склады, фабрики – и устраивают там мастерские. Живут и работают все вместе. У нас был года три такой «скват», где обитало довольно много русских художников и который стал прибежищем для всех приезжающих. На них это производило большое впечатление. Это было до 92-го года, потом его сожгли. Минувшим летом был замечательный «скват» на острове Гран-жа, где работали еще импрессионисты. Там было человек пять русских и двадцать пять французских художников. Заняли какие-то неразобранные строения, кажется, бывшую мастерскую по ремонту лодок. Мы превратили это место в деревню художников. Там рос виноград, осенью мы приготовили сто литров «скватского вина», А это довольно престижный район Парижа, и от нас откупились, чтобы мы оттуда уехали.

-Предполагаете ли вы здесь устроить свою выставку?

-Это довольно сложно организовать чисто технически: перевозка, страховка. Понадобится поезд, чтобы привезти мои работы. Может быть, будет проще посидеть здесь какое-то время, активно поработать и сделать выставку прямо на месте. Предложений много, но конкретно я еще ни с кем не договаривался.

А издавать книгу стихов, песен?

-В Париже постоянно что-то выходит. А здесь мы сейчас будем издавать книгу стихов и текстов песен. Это будет первая книга.

-В эмиграции песни пишутся?

-Да я вообще немного пишу песен. За тридцать лет – всего около ста. Я специально их не пишу, это продолжение моей поэтической работы. Когда мы с «Аукцыоном» три года назад записывали пластинку «Чайник вина», по ходу записи написалось три новых песни. Думаю, что и сейчас произойдет примерно то же самое.

-Какие у вас впечатления от приезда сюда?

-Ощущения удивительного тепла, доброжелательности, любви. Там ведь все время ходят слухи, что здесь все ожесточились, ушли на дно. Но я этого не заметил. Меня еще мой друг, художник Миша Рогинский, предупреждал, чтобы я после приезда сюда не заболел ностальгией.

-Не боитесь?

-Нет. Париж это все-таки самый приспособленный для человеческой жизни город. Это как обжитой уютный дом, окружающий тебя со всех сторон.

-У вас будут здесь концерты?

-Да, в первую неделю уже было три концерта, потом я уеду в Питер на записи альбомов, там тоже буду выступать. 4 марта будет мой концерт в Большом зале ЦДЛ. Так что милости прошу.

Беседу вел Игорь Шевелев

(«Общая газета» №4 за 1995 год)

В библиографии номер 211.