279. Рецензия на Ксению Маршанскую (Огонек, 1996, №7)

Воспоминания о райском саде

Когда культуру настигает кризис, она прячется в образах прошлого. Россия в ее нынешнем состоянии не в силах описать себя сама: что же она такое? Ответ она ищет в масках прошлого. Пьеро, воспринятый нашей культурой на заре века, сегодня вновь выходит на авансцену. Вместе с другими признаками декаданса: интересом к эротике, болезненной психикой и запутанностью всех и всяческих отношений. Но существует эта маска не в безвоздушном пространстве. Об атмосфере – наш разговор.

Это не просто странная книга. Она почти уникальна ощущением той свободы, которая приходит к тебе во время ее чтения, перелистывания, просто держания в руках. Она какая-то необязательная, словно запросто готовая существовать и вне тебя. Не без претензий, а наоборот, с такими претензиями, что ты, читатель, вполне можешь им не соответствовать. Ибо не о тебе речь, а о ней самой – книге Пьеро. Книге пауз, пустых страниц, неожиданных признаний. Она не обязана потакать твоим предположениям на ее счет. Какой захочет, такой и будет. И если тебе повезет, ты уловишь разыгрываемое перед тобой действо, если нет – прощай, расставаться нам не впервой. Ибо создал книгу не книжный, а театральный художник Павел Каплевич, обративший ее не столько в игру, сколько в притчу нарушения правил в случае свободы.

Чего тривиальней: книга интервью. Собрались хорошие люди, вроде Романа Виктюка, Елены Камбуровой, артиста Маковецкого, балерины Аллы Осипенко, театрального художника Аллы Коженковой и других, столь же состоявшихся людей искусства. Сколько их высказываний мы слышим и читаем чуть ли не каждый день! Не покупать же из-за этого еще и книгу…

Странные интервью, странные диалоги. О желании вырваться из сложившегося уклада, об условиях обретения ежеминутно утрачиваемой свободы, о свободе быть ни от мира сего, о райском саде, в который попадаешь лишь на мгновения. И чем дальше разговор, тем лицо артиста на великолепных фотопортретах Антона Тамарина все более превращается в маску. В этого вечно обиженного Пьеро, поэта и влюбленного, на чью долю достаются одни тумаки. Пьеро рассказывает о Чаплине и Дон Жуане, Марине Цветаевой и Сирано, о Нижинском и князе Мышкине. О том, что надо было бы родиться в иные времена, о счастье, о творчестве, о неудаче. О том, почему твоя душевная отдача другому человеку вызывает у него такой испуг. О раскрепощенности человека, о неуловимом сдвиге его лица, поступка, пола, ощущения, когда из надлома привычности бьет энергия игры и танца. Полета.

И это двойное изображение человека и маски, где сердечней, живей, исповедней именно вторая – маска, соединяющая людей в печали и отторгнутости, и оказывается сутью этой книги, продирающейся сквозь бумажный занавес страниц, морковный сок чужих страданий, чучело актерской публичности.

Но кто беседует с тобой, Пьеро, кто задает эти странные вопросы, вызывая ощущение, что ты – кукла! – наконец-то летишь, свободна, играешь по ту сторону себя? Не ты ли сам, Пьеро? Ау, Ксения Маршанская, кто ты? Кто кому снится?

Это книга-загадка. Как всякий сон. Тем более, сон Пьеро, этой нелепой, печальной маски. Какая-то ночная книга. Не наших времен. То ли блестящих лет серебряного века, до сих пор неотразимо манящая нас. То ли начала века будущего, уже пробуждающегося в нас, сонных…

Загадка книги продолжилась в странном действе на сцене театра Моссовета, где ее герои и маски сошли со страниц, и эта встреча оказалась еще большей загадкой, еще большим сном. Нет, господа, так не бывает. Это странные интерьеры сна, я – потерялся. Полтысячи лет театра Пьеро растворились в танцующих моделях театра моделей Аллы Коженковой, в танце Гедиминаса Таранды и Николая Огрызкова, в актерах Романа Виктюка. Но сон и есть сон – полет над пустотой, напоминание о какой-то иной жизни, которая то ли была, то ли еще предстоит и которой мы дополняем свое бедной существование до полной сути.