Комментарий ноября 2006 года.

Добродеев, когда приходил в «Общую газету» производил впечатление умного и профессионального человека. Егор Яковлев был коллегой его отца, приятелем Гусинского с его НТВ. Предательство Олега Добродеева, как предвестье разгрома НТВ Путиным и ФСБ, бросает совершенно иной, - двойной, - отсвет, на то, что говорит он в этом интервью. Человек, как сказал бы один из героев Достоевского, оказывается слишком уж объемным. Но сужать его уже поздно. Правы были древние греки: пока человек не умрет, говорить о нем преждевременно. А по поводу Олега Добродеева, кажется, уже и поздно. Профессионализм, оказывается, бывает разный. Как и профессии.

 

 

 

Новости – это наркотик, от которого не избавиться

 

Олег Борисович Добродеев – человек, создавший лицо НТВ, ее информационную программу, вице-президент компании. Но в отличие от своих коллег – руководителей и ведущих журналистов НТВ – он всегда остается за кадром. Об Олеге Добродееве не сообщает картотека ИТАР-ТАСС, о нем нет в сборнике «Кто есть кто в России  ближнем зарубежье». Между тем именно от него зависит настроение миллионов людей, которые ежедневно смотрят информационные программы. Если каждый из журналистов сообщает что-то об одном, даже самом важном событии, то всю канву дня выстраивает именно Олег Добродеев.

Наверное, у него, сына известного сценариста телефильмов о Марксе – Энгельсе – Ленине Бориса Добродеева, как и у его брата Дмитрия Добродеева, писателя и эмигранта, ведущего программу новостей на радио «Свобода», вкус к документу, как к правде жизни, - в крови. Но подача «правды жизни» меняется со временем. Без сомнения, НТВ было пионером нового подхода к информации, лишенного идеологических нагрузок и выгодного властям передергивания фактов. Начиная с лета 1996 года, многие усомнились в их объективности. НТВ устояло в свое время в жестком противостоянии власть имущим. Не будет ли оно теперь удушено в объятиях этой власти?

На каком этапе вообще сегодня находятся ведущих средства массовой информации в нашей стране? Накануне творческого взлета и дальнейшего развития или перед падением в прежний «застой» несвободы и ангажированности? Может быть, рассказ Олега Добродеева что-то прояснит в этой картине…

 

Мое место за кадром

- Расскажите о себе, о своей карьере, о распорядке дня, вкусах, хобби.

- Чем является для вас информация, этот жесткий ритм жизни, постоянное напряжение? Надолго ли вас хватит?

- Как вы строите свои отношения с коллективом?

- Есть ли у вас друзья среди политиков, и нет ли желания заняться политикой самому?

 

- Биография? Родился в 1959 году в Москве. Окончил исторический факультет МГУ, занимался историей Франции, работал в Институте США и Канады. В 1983 году пришел на телевидение в программу «Время», Проработал там от простого редактора до заместителя главного. В 1990 году мы создали службу информационного вещания «Вести», в которой я был директором. Потом возглавил информационное телевизионное агентство «Останкино» - это едва ли не самый интересный период моей жизни, время было самое интересное. Потом был момент становления демократии, когда казалось, что любой человек справится с телевидением. Приход Брагина показал, что это не так. Он стал началом конца многих телевизионных проектов. В этом смысле создание НТВ было закономерным. Дело оставалось за деньгами, и, когда нашелся инвестор, идея воплотилась в жизнь. Так три года назад я возглавил информационные программы на НТВ.

Практически я работал на всех трех общенациональных каналах. Если честно, то, наверное, пик моей карьеры уже был. Административной – в «Останкино». Творческой – на НТВ, где я реализовал и реализую сейчас практически все свои идеи. Сколько просуществует НТВ, столько и будет длиться эта «пиковая ситуация».

На экран я не рвусь. Мое честолюбие – быть за кадром и делать лучшую программу новостей. Мне этого достаточно. Любая программа, и информационная, в частности, примерно раз в три года должна претерпевать серьезные изменения. И у нас сейчас как раз такой период.

Мы были модными, нас любили, не было практически никакой конкуренции. В творческом плане это приводит к серьезным последствиям. Что бы мы ни делали и ни говорили, ошибка нам прощались заранее. Сейчас время другое. Появились достаточно серьезные конкуренты, а у многих из нас появился довольно вальяжный взгляд на вещи. Трудно не ощутить свою «общественную значимость», когда ты видишь себя ежедневно на экране телевизора, не стать «великим». Со своей стороны я прилагаю массу ежечасных, ежедневных усилий, чтобы этого не произошло.

И хотя я человек по натуре мягкий, но жизнь, к сожалению, заставляет принимать очень жесткие решения. Речь идет об отстранении от эфира, об увольнении людей и тому подобных неприятных вещах. Твердая рука должна быть, потому что как только в информационных программах возникает момент анархии, он бьет по всему – и по самим программам, и по людям, которые там работают, и в конце концов может привести к тяжелым политическим последствиям, в том числе и к оружию. Это очень опасно.

Информационная работа – это наркотик. Это совершенно особое ощущение. Надо ежедневно дать первыми максимально полную картину происходящего. Все рушится, когда из информационной канвы выдергивается существенное событие и не дается вообще или дается на следующий день.

Вот лично для меня та грань, которая отделяет нормальную информационную службу от того, с чем мы сталкивались раньше и что встречается до сих пор.

Конечно, люди работающие в этом жанре, не задумываются о глобальных вещах. Они делают свою ежедневную работу. Для тех, кто приезжает из Чечни, Таджикистана и других мест, главное ощущение – быть первым, дать наиболее интересный репортаж. Все они, от совсем молодых сотрудников до зрелый журналистов, - люди, как правило, очень честолюбивые. Первый укол этого наркотика – когда ты впервые увидел свою работу на экране день в день, и она произвела впечатление, имела отзвук. Я по себе это знаю.

Первая серьезная моя вещь – это Баку, ввод советских войск. После наших с Игорем Кудриным тех двух сюжетов программу «Семь дней» и закрыли решением секретариата ЦК. Там было ощущение, которое я никогда не забуду. Город, военные, колонны, которые перемещаются из пункта А в пункт Б, вертолеты со спецпропагандистами. И толпы людей с невероятной болью в глазах, которые без какой-либо цели передвигаются по этому городу. И наши войска…

Так что если говорить о моем хобби, это – новости. И жизнь – это новости. Как правило, живешь недельным циклом. Когда он заканчивается, начинаешь с нуля. Вспомнить, что было месяц назад, это проблема. Информация – вещь скоротечная. Это как курьерский поезд, который давно просвистел мимо.

В десять утра начинается летучка. Утро – время простой технической работы. Досматриваешь свежие газеты, которые читаешь абсолютно все и которые начал читать накануне вечером. Потом обсуждение каждого выпуска новостей. В ноль часов – последние новости. Обязательно звонок на выпуск. Потом еще отслеживаешь события далеко в ночь, после всего слушаешь радио «Свобода». После этого наступает «досуг». Как правило, я не могу уснуть, если час-полтора не читаю мемуарную литературу. Пожалуй, это и есть единственное увлечение.

Очень люблю документальное кино. Из всех телевизионных жанров считаю его самым интересным. Ошибка нашего телевидения в том, что это не учитывается. Взять хотя бы Би-би-си. Основные денежные вложения идут там не в создание игровых фильмов, а в совершенно фантастические документальные сериалы. С одной стороны, это интересно. С другой – необычайно рейтингово. В то же время это то самое просветительское телевидение, о котором все говорят. Взять сорок серий о второй мировой войне, каждая из которых смотрится с упоением. Необычайный вкус к детали, к кадру, высочайший профессионализм…

Если я чем-то и успеваю заниматься с сыном, которому идет тринадцатый год, так это историей, с которой у него, кстати, неплохо получается. Прожить нашу жизнь без владения историческими аналогиями невозможно. Многие ошибки, в том числе и политиков, основаны на том, что они наступают на грабли, на которые до них наступали очень и очень многие.

Может, поэтому, но профессия политика лично меня не интересует. Это интересно только тем, кто не представляет, как эта штука функционирует и какие она культивирует правила поведения. Есть там некая грань, за которой нормальных человеческих взаимоотношений быть не может.

Наверное, это и есть ответ на вопрос, общаюсь ли я с политическим бомондом. В подобном общении есть и другая опасность. Наиболее распространенный способ покупки в нашей профессии – это покупка на дружбу.

В основном, я общаюсь с ребятами, с которыми учился в университете. У нас был очень дружный курс. Там, кстати, и некоторые политики учились. Затулин, например. Учился и Володя Кара-Мурза. Он до сих пор с Затулиным не разговаривает. Когда Кара-Мурзу исключали на пятом курсе из комсомола, Затулин был инициатором «процесса» над ним. Проступок был по тем временам тяжелый: Володя в общежитии МГУ сдернул плакаты книги Брежнева «Малая земля». В итоге его лишили распределения, и он десять лет репетиторствовал на дому, поскольку на работу его никуда не брали.

Что касается напряжения, в котором живешь, занимаясь информацией… Если честно, то я определил для себя возрастной рубеж, за которым я перестану этим заниматься.

У нас молодая студия. Средний возраст наших корреспондентов сегодня, я думаю, 23-25 лет. Сам наш подход к новостям диктуется возрастом работающих. Было большая проблема, где взять столько людей, которые смогли бы, с одной стороны, работать в таком жестком ежедневном ритме, а с другой – не несли бы на себе печать прежних времен с внутренней цензурой и несвободой. Это люди – совершенно другого склада, без комплексов. Если им надо что-то добыть, получить, привезти первыми – они это сделают всегда. И сейчас, расширяя НТВ, мы пробуем абсолютно новых людей, даже просто с улицы. Максимальный спектр людей, как правило, с гуманитарным образованием, не только с факультета журналистики.

Дверь в мой кабинет открыта – это принцип. Каждый, кто хочет увидеться, переговорить, предложить, может это сделать в любой момент. Как только кабинет руководителя информационной службы законопачен – все, ты теряешь ощущение жизни.

И еще один принцип. Моя зарплата не может более чем в четыре раза превышать зарплату корреспондента нашей компании. Мы прекрасно знаем, что тут секретов быть не может, и если говорить об управляемости коллективом, то в некоторых уважаемых мною газетных изданиях возникают большие проблемы, когда главный редактор может приобрести самую престижную квартиру в новом доме, а заработок журналиста не превышает ста пятидесяти долларов. Это вещь распространенная, но у нас недопустимая.

 

Информация к дезинформации

- Каковы планы НТВ и что происходит с программой «Намедни»?

- Каковы границы вашего контроля над информацией? Что дозволено в ней и что нет?

- Как соотнести объективность информации с предвзятостью СМИ и НТВ, в том числе, к генералу Лебедю?

 

- С 11 ноября у информационной программы НТВ появляется дополнительно шесть часов эфирного времени. Это четыре часа утреннего эфира, ежечасовые выпуски новостей днем. С нового года появятся новые вечерние программы. Время 22-часовой программы будет увеличено, она станет носить более журнальный характер. Не просто фиксация событий дня, но и некие явления, остающиеся за кадром. Я говорил, что всякая телевизионная программа имеет свой век. Сейчас исчезает программа «Намедни» Леонида Парфенова. Она исчерпала свой цикл, что подтверждается замерами аудитории, интересами рекламодателей, да и самими возможностями Парфенова, который может делать куда больше, чем еженедельную передачу. Его новый проект станет с нового года очень заметным на телевидении. Это будет некая хроника нашей жизни.

Вообще, принцип четвертого канала – информация. В самом широком смысле слова. Сюда войдут документальные сериалы Би-би-си, о которых я говорил. Пока у нас нет своих аналогов, мы будем показывать их на нашем канале. Сюда же войдут специальные программы о кино, музыке, театре, о способах выживания в нашей жизни, о медицине, многочисленные расследования, ночная жизнь, к примеру, Вышнего Волочка, - вместо эротического канала после полуночи. Короче, все то, что составляет фактическую сторону жизни.

Это канал для тех, кто любит факты. В нашем общества таким примерно четверть всего населения. Наши проблемы связаны сегодня именно с расширением канала, упираясь, как водится, в чисто технические вещи. Скажем, не работает лифт в «Останкино», не пришли камеры. Нет машин. Не удается быстро что-то растаможить. То есть, как обычно, новое дело начинается с делания его у себя на коленках, хотя вроде бы все знали заранее.

Большая проблема и поиск новых людей, которые могут вести передачи. На днях молодой корреспондент передал со съезда СТД нечто вроде того, что «Калягин пытался нажать на самые чувствительные кнопки актерских душ». Перепутал кнопки со струнами и получился баян. Что делать… Это вопрос опыта. Предотвратить появление неверной информации перед самым эфиром практически невозможно.

Я не смотрю сюжет до выпуска. Разбор только после эфира. То же касается устранения каких-то политических шероховатостей. Абсолютно пустое дело. Достаточно опыта той же программы «Время». Как только вводилась жесткая цензура, тут все и выходило наоборот. Знаменитый пример как через две недели после андроповского требования самых жестких проверок государство Гренада перепутали с испанской провинцией. Обычно это приводит к обратному результату. Программа вышла, тогда ее и можно обсуждать.

Конечно, это не значит. Что нет некой суммы вводных установок на неделю. Здесь много нюансов, балансирования. Допустим, на этой неделе у нас было много Чубайса либо много криминальной информации. Значит, на следующей неделе возникает что-то иное. Это понятно.

С другой стороны, важнейший вопрос – самоцензура и ограничение в информации. Есть такие ситуации. Был момент, когда мы буквально висели на волоске – в начале чеченской войны. На совещании в Белом доме Сосковец заявил, что мы признаемся враждебной телекомпанией и нам вообще пора сматывать удочки. Естественно, в такой момент наши службы переходят на режим повышенной осторожности. Приходилось отсматривать все материалы, приходящие из Чечни, и вносить определенные поправки. Не убирать фактическую правду, но снимать возможные раздражители.

Поводом послужила карта, показанная нами одновременно с информацией Интерфакса о том, что конфедерация народов Кавказа в таких-то городах организовала свои мобилизационные пункты. Но причина была глубже – весь объем информации, который шел из Чечни. Там у нас работали три групп, и в каждой программе было, по меньшей мере, семь-восемь минут. Сама картинка не совпадала с тем, чего ожидали люди, принимавшие решение о вводе войск в Чечню. Известны же слова одного из тех, кто принимал его, что он этих чеченцев знает: пусти туда три танка, они бросятся врассыпную. На таком уровне была оценка ситуации.

Наша позиция после того, как все это кончилось, воспринимается адекватнее. Я считаю, что само появление на экране Удугова, Дудаева, Яндарбиева, их идентификация в сознании зрителей помогла избежать человеческого отторжения, которое было бы гораздо серьезнее, чем сейчас.

При всем том есть вещи, которые могут спровоцировать ситуацию в той же самой Чечне или в любом другом месте, идет ли речь о конфликте на Смоленской атомной станции, или о забастовке авиадиспетчеров в Быково. Вставлять в репортаж синхрон, который носит откровенно подстрекательский характер или просто может спровоцировать некое развитие событий, запрещено категорически.

Другая опасность – это возможность повлиять на информацию точкой зрения, устраивающей определенных людей или структуры. Есть, скажем, журналисты, работающие с силовыми структурами. Волей-неволей они могут стать проводником заложенной в их сюжеты идеи. Допустим, появляется невероятно эксклюзивная картинка, подобной которой никто никогда не видел. Захват шпиона или что-то еще. Но там может присутствовать еще нечто в качестве условия появления сюжета в эфире или бесплатного приложения к нему. Некая дезинформация к информации. Практически любая эксклюзивная видеоинформация, пришедшая откуда-то со стороны, сопровождается такими моментами. Сейчас полно всяких пресс-служб, паблик рилейшнз, которые должны обеспечивать адекватный образ своей организации в СМИ, и в первую очередь на телевидении. Твоя задача – снять эти «дополнения» к информации или не давать эту информацию вообще. Есть ситуация, когда для нас не является главным оказаться первыми в журналистском расследовании. Помните нашумевший сюжет о радиоактивном контейнере, найденном в одном из московских парков? Занятно было потом читать в газетах всякие домыслы о нашей роли в этом сюжете и обрушившихся на нас за него карах. На самом деле спецслужбы знали об этом контейнере за пять дней до его появления там.

Профессионально занимаясь информацией, мы действительно знаем много всего и иногда даже слишком много. Это касается и «антилебедевской недели», которая вызвала, наверное, самые большие за все время существования телекомпании разночтения. Достаточно сказать, что многие документы, связанные с Лебедем, в том числе и по «Российскому легиону», я лично видел еще до того, как их показал Куликов. На самом деле это только один из «засвеченных» документов. Их аутентичность и последствия, к которым они могут привести, для меня, как информационщика и историка, не являются вопросом. Они ведут к слишком драматичному пути развития.

Но заданность в информационных программах недопустима. Я не могу, например, декретом ввести «антилебедевские» настроения, а через неделю декретом поменять их на «пролебедевские». Это бумерангом ударит по нам же самим. Здесь очень тонкая грань. В тот момент, когда мы начнем «обслуживать» существующую власть и не давать «неудобную» ей информацию, мы тут же теряем самое дорогое, что у нас есть, - зрительский рейтинг. Теряя рейтинг, мы тут же теряем рекламу. Теряем рекламу – и мы никому не нудны. Вот и все.

Я не считаю, что у нас «война с Лебедем». Лебедь – это одна из политических фигур, активно действующих сегодня, которая представляет для нас вполне определенный интерес. Как наши отношения будут развиваться – покажет его политическое будущее. В данном случае мы являемся только посредниками, не более того.

Есть некие знаковые вещи. То, что показали все – Тула и два генерала, плотно стоящие на трибуне, Коржаков и Лебедь, - это символ, на который нельзя не обратить внимания. Жизнь тысячекратно сильнее любых трактовок и интерпретаций. Этот кадр не надо сопровождать никакими словами. Для Ельцина он говорит несравненно больше, чем все те материалы, которые он получал до и после. Я думаю, что свое решение Ельцин принял бесповоротно, как раз посмотрев информационную программу.

 

Орлы и звезды Кремля

- Кому принадлежит сегодня власть?

- Вы видели обитателей Кремля в разное время. Каковы они сегодня?

- Каковы политические перспективы Лебедя?

 

- Информационная служба на телевидении не может враждовать с властью. Это аксиома. Причем неважно, какая сегодня власть. Как только информационная службы начинает враждовать с властью, она теряет возможность выполнять свою основную функцию – информировать.

Это не значит «обслуживать» власть, это значит строить с ней адекватные взаимоотношения. Что это такое? Это значит иметь возможность моим группам находиться там, где происходят существенные события. Хотим мы того или нет, но треть существенных информационных событий происходит либо за стенами Кремля, либо за стенами Белого дома. Я должен строить отношения с властью таким образом, чтобы мои группы попадали туда всегда.

В свое время у меня была личная ссора с Сергеем Медведевым, который в достаточно грубой форме отпихнул мои съемочные группы. Он был неволен в своем поступке: это была реакция на выступление Костикова, ему сказали, что надо как-то нас проучить. Я постоянно ему звонил: «Сергей, что ты делаешь? Давай я приеду, и мы договоримся. Ни тебе, ни мне враждовать не нужно. Мое дело – фиксировать то, что происходит у вас внутри. Твое дело – обеспечивать интересы власти».

В течение нескольких дней у нас отсутствовала информация из Кремля. Образовалась колоссальная пустота. Если в одной из ветвей власти образуется пустота, значит, более выпукло предстают все остальные. Только и всего.

Что такое власть сегодня? Это то, что находится в Кремле. На сегодняшний день власть в России, по крайней мере, не слабее, чем год назад. Власть достаточно жесткая, и, я думаю, такая тенденция сохранится. Власть – это администрация президента. Это – сам президент, поскольку все основные решения на сегодняшний день принимает он лично. Это касалось, повторю, и отставки Лебедя: президент, как неоднократно было в его биографии, не сообразовывался с оценками и взглядами своего ближайшего окружения.

До 1991 года Кремль – это было наше все. Отпечаток высокой государственной власти и исторического предназначения чувствовался на челе каждого человека, который там работал. Даже если это был младший делопроизводитель.

Потом был примерно трехлетний провал. По кремлевским коридорам ходили с сосисками, и было много курьезного. Скажем, на тебя мог дохнуть охранник, и ты чувствовал, что он не в лучшей форме. Однажды мы сидели  кабинете, который когда-то занимал Каганович. Я увидел на столе пепельницу, которой явно было не меньше тридцати лет, и спросил хозяина, можно ли ее взять. Он сказал: «Бери».

Сейчас такое невозможно. Во-первых, все новое, а во-вторых, все сделано с достаточно большим вкусом и - основательно. За последний год-полтора все в Кремле стало опять серьезным. На стенах появились портреты царей-реформаторов. Вернулось ощущение, что там реальный центр государственной власти. В этом смысле, если Сергей Александрович Филатов больше был похож на Обломова – по своему отношению к делу, по склонности к абстрактно хорошим пожеланиям чего-то такого, чего он наверняка не доделает, то у Чубайса, как бы к нему ни относиться, подход немецкого управляющего, такого Штольца. Он единственный, кто в своих поступках делает ежедневную поправку на будущее страны. По крайней мере, подчиняя этому свои личные интересы.

В политике, как и в жизни, зачастую соседствуют не одна, а несколько правд. Повторю, что больше всего нареканий в последнее время мы получили за Лебедя.

Лебедь, безусловно, был героем романа большинства журналистов, в том числе и журналистов НТВ. Он неоднократно бывал у нас в студии. Мы обозначали его позиции, фиксировали внимание на основных моментах его биографии, начиная с Приднестровья.

Безусловно, среди всех военных, с которыми лично я встречался, он отличается наиболее образной речью. Он – мастер экспромта. Вообще в тот момент он был безумно интересной фигурой.

Лебедь-политик – следующий этап. Это наиболее сложный момент, совпавший, прежде всего, с президентской компанией. Лебедь сыграл в ней едва ли не решающую роль.

Возникла другая ситуация. То ли Лебедь действительно был человеком совершенно чужим для власти. То ли власть, со своей стороны, не затруднилась, чтобы он прошел период какой-то адаптации, но в какой-то момент отношение к нему изменилось. Возникли эти документы, в том числе и по «Российскому легиону». Возник Коржаков. При этом я не намерен скрывать, что отношение к Александру Васильевичу Коржакову – это еще и вопрос нашей редакционной политики.

Мне нравится чей-то образ, что Лебедь – это очень яркий, красивый, необыкновенной конфигурации сосуд, и весь вопрос в том, кто и как его заполнит. По тем людям, которые стали составлять его команду, мне многое стало ясно.

По поводу прошедшего в «Герое дня» интервью Киселева с генералом Куликовым, вызвавшего некоторое недоумение. Думаю, что Киселев в тот момент стал в какой-то мере заложником всей информации, которой он владел по ситуации. Он знал больше, чем мог сказать. Такое у нас бывает. Но если сейчас посмотреть это интервью, окажется, что это единственный исторический источник о той ситуации, который мы имеем. И масса вопросов к нему была, и Куликов впервые в жизни раскрылся и говорил то, что думал. В этом смысле интервью стало удачей Киселева. По информации, которая там содержалась. Другое дело, что зритель ждал гораздо большего и произошло несовпадение с ожидаемым.

Что касается прошедшего в тот же день сюжета из Питера о «русском легионе» с фашистской символикой, который многие зрители совместили с «Российским легионом» Лебедя. Смешно оправдываться, но этот сюжет пришел абсолютно самоходом. Опять получилось день в день. Конечно, тут какая-то зыбкая грань нашей профессии, когда появляется такой материал. Я сам смотрел этот сюжет три или четыре раза и пришел к выводу, что его надо давать…

Насчет политического будущего Александра Ивановича Лебедя могу сказать четко и ясно. Оно зависит от двух обстоятельств. Первое – от здоровья президента. Если операция состоится и пройдет благополучно, и президент будет исполнять свои обязанности в течение продолжительного отрезка времени, то политическое будущее Лебедя очень проблематично.

И второй момент – это сама текущая ситуация. Если. Допустим, будут продолжаться трех-пятимесячные невыплаты зарплаты, если Зюганову придется взять на вооружение лозунги Анпилова о «марше голодных на Москву», то может возникнуть кардинально новая политическая ситуация. И тогда вместе с ней всплывет и Лебедь.

Первая | Генеральный каталог | Библиография | Светская жизнь | Книжный угол | Автопортрет в интерьере | Проза | Книги и альбомы | Хронограф | Портреты, беседы, монологи | Путешествия | Статьи | Дневник похождений