408. Неформальный Явлинский (Общая газета, 1997, №17)

Дайте Грише пассатижи!

Читатель уже привык к нашим встречам «В четверг поутру». Но у нас есть и новое «секретное оружие» - встречи в «Московской гостиной Общей газеты на Кутузовском» в четверг ввечеру! Неожиданное соединение клуба близких друзей редакции с модным ныне светским мероприятием. Недавно гостем «в четверг ввечеру» стал Григорий Алексеевич ЯВЛИНСКИЙ, чье 45-летие мы решили отметить в кругу его и наших друзей. Вел вечер популярный телеведущий Владимир Молчанов. На стенах висели работы художника Ивана Акимова. Задал тон раскованному разговору актер Александр Филиппенко. В паузах между ответами Явлинского играло великолепное джазовое трио – Игорь Бриль с сыновьями. Желающие, среди которых были кинорежиссер Элем Климов, депутат Думы Элла Памфилова, театральный режиссер Вячеслав Спесивцев, известные журналисты, наши коллеги из разных регионов России, могли задавать Григорию Алексеевичу любые вопросы, на которые он отвечал с таким неожиданным артистизмом, что присутствующие то катались от хохота, то замирали не дыша. Жаль, что вас не было с нами…

Владимир Молчанов. Открыть эту встречу я был хотел результатами непрофессионального, я подчеркиваю это, социологического исследования, которое после президентских выбор по просьбе программы «До и после» провели 16 журналистов в разных городах России. Одной тысяче людей с приличными лицами был задан вопрос: «Что мешает Явлинскому стать лидером России?» Мы получили четыре ответа, которые во многом совпали с моими личными ощущениями и которые я хочу сейчас процитировать. Первое: «Лицо. С таким лицом во власть не ходят, а если ходят, то ненадолго». Второе: «Неумение быть хамом». Третье: «Профессионализм суждений, что является излишним для большинства российских политиков». Четвертое, и последнее: «Неутраченная способность смущаться». Не сочтите это за комплимент, потому что многие люди действительно считают это серьезными недостатками. Как и то, что свое 45-летие вы не отметили в концертном зале «Россия», куда сошелся бы весь цвет отечественного плебса, попсы и криминалитета выпить водки из бутылки с вашим изображением. Кстати, вы не собираетесь выпускать такую водку?

Григорий Явлинский. У меня в планах к следующим выборам выпустить огуречный рассол. Жириновский, Брынцалов и остальные пусть выпускают водку, а это будет такая жестяная банка с рассолом «От Явлинского». Я хотел бы, чтобы страна опохмелилась хотя бы перед выборами. Нам сразу станет полегче. Что касается людей с приличными лицами, то я могу вас порадовать. В России 98 тысяч избирательных участков. И нету ни одного, где бы за нас с вами не проголосовал хотя бы один процент. Где 1%, где 46%, как в Петербурге и еще в двенадцати городах России, где я вышел во второй тур. Но везде при всем том положении, которое сложилось с прессой и с телевидением, оказалось хотя бы сто человек, которые проголосовали за приличные лица. Это очень важно.

- Если бы «фильм», называемый жизнью, можно было «открутить назад», что бы вам хотелось сохранить из вашего прошлого – из детства во Львове, из институтских лет?

- А я все сохранил. Сохранил то, что помню, что со мной было. Меня часто спрашивают: «Какая у вас любимая книга?» Я понятия не имею, какая у меня любимая книга. Если бы я прочитал в жизни одну книгу, я бы сказал, что она у меня любимая. А прочитав две, уже невозможно так сказать. «Какие у вас любимые стихи?» Я не знаю, какие у меня любимые. Ну как я выберу между Есениным и Пушкиным? То же самое с музыкой. И то же самое с жизнью. Я очень счастлив всем – своими родителями, своим детство, своими детьми. Поэтому мне ничего не хочется оставить – у меня все есть. И я даже постараюсь сделать, чтобы это все осталось у моих детей, осталось с ними. Я люблю и свои детские годы, и юношеские, и институт. Буквально все. Даже президентские выборы – то, что нормальный человек просто не может любить. И людей, с которыми я шел по жизни, - я их всех сохранил и очень этим горжусь. Но когда Егор Владимирович сказал: «Это будет встреча со всеми твоими друзьями», - я понял совершенную невозможность этого дела. Потому что я никогда не захочу собрать всех своих друзей вместе. Я бы, наверное, просто не понял, что мне со всеми вместе делать. Все вместе приходят только на поминки, когда тебе уже ничего не надо с ними делать. А так это совершенно невозможно. И поэтому я думал-думал и в конце концов сказал: «Давайте я лучше встречусь с вашими друзьями. И приведу некоторых своих». А если бы была возможность «открутить жизнь назад», я был бы очень рад, потому что тогда встретил бы самого любимого человека в моей жизни – моего отца, который умер. Только для этого. А так: «Время, вперед!»

- Скажите, пожалуйста, что такое «естественные монополии»? Почему они – «естественные»?

- Представляете, Черное море? Оно – одно. Естественная монополия. Или гора Казбек. Первых вице-премьеров может быть два. Премьеров вообще может быть столько, сколько надо. А Казбек – один. И газовая труба в России одна. И какому-то человеку было естественно захватить ее вход и выход, чтобы мы не знали, куда и что по этой трубе идет. Огромный Советский Союз целиком держался на этой трубе – да еще на нефтяной. Содержал армию, летал в космос, ловил шпионов, воевал чуть ли не со всеми, развивал науку, ЦК, КГБ – по существу, на 70-80% за счет этих двух труб. А теперь эти трубы попали в руки ну ста, ну тысячи человек. И никто не знает, сколько оттуда денег уходит, почему надо брать кредиты для развития этой трубы, кто за все это налоги заплатил – ничего неизвестно. Если говорить серьезно, то структура этих монополий – основа тоталитарного режима. Пока есть контроль над трубой, любые реформы можно открутить назад. Почему наши коммунисты такие веселые? Они знают, что основы сохранены. Если раньше были «мосты, вокзал, телеграф», то теперь «Газпром», МПС, РАУ ЕЭС. Поэтому очень весело, что туда назначили Немцова. Заместителем главного монополиста мира. Как замом царя по революции. В воскресенье он говорит: «Никто не может найти трастовый договор». В понедельник говорит: «Нашли трастовый договор». Все в порядке. Этот трастовый договор можно изготовить в «Газпроме» за одну ночь. Никто же не знает, как он выглядит. «Вот, это – трастовый договор. Ты понял?» - «Понял». Все естественно. 70 лет строили экономику, основанную на монополии. И построили. И мы стоим перед этой стеной. И это для нас теперь естественно. Главное – разобраться с этим естественным.

- Григорий Алексеевич, говорят, вы очень любите «Битлз»?

- Не просто «люблю», это гораздо серьезнее. Представьте начало 60-х годов. Читать ничего добыть невозможно, во Львове, во всяком случае. А тут – единственное окошко, куда можно высунуться. Помните эти рентгеновские пленки?

Из-за этой любви я очень долго носил длинные волосы, даже работая в правительстве. А носил я их длинными потому, что в 64-м или в 65-м году меня поймали народные дружинники и остригли наголо. Очень впечатляющее событие моей жизни. Учился я в английской школе, и не только слушал музыку, но и слова понимал. «Битлз» - целая философия жизни, любви, философия отношения ко всему на свете: к войне, к наркотикам, к буржуазии, к дружбе, к СССР – там было все. И когда я в первый раз попал за границу, я удивился тому, как легко мне разговаривать с моими сверстниками и даже не со сверстниками. А потом я понял, что «Битлз» создали такую субкультуру, что мы все выросли в одной ауре. Так что я не просто люблю «Битлз». Это было открытие, это была свобода.

- Сегодня вы, Григорий Алексеевич, получаете много подарков, в том числе и музыкальных, хотя вас и не подъехали поздравить ни «На-на», ни Лена Зосимова, ни Женя Кемеровский с братками. Но вот вопрос: почему вас не видели танцующим ни гопака, ни трепака с народом. Даже рок-н-ролл на сцене не исполняли. На выборах ограничитесь рассолом или же станцуете, как положено?

- Тогда это был способ доказать, что «мы как бы еще можем танцевать». А у меня ощущение, что мне не надо никому доказывать, что могу. Наоборот, надо показывать, что я могу понимать старших, могу разговаривать с ними, когда они хотят что-то рассказывать, обмениваться опытом, хотят, чтобы мы это воспринимали. Есть преемственность нации, есть традиции: как с женой разговаривать, как детей растить, как себя вести. Ну мало ли что старики должны рассказать. А я начну рок-н-ролл танцевать?

- Григорий Алексеевич, когда Немцов перейдет в «Яблоко»?

- Немцов перейдет в «Яблоко», когда я стану президентом, не раньше. Или за день до того, как станет ясно, что я стану президентом. А так не придет. У него сейчас очень сложная работа.

- А вы еще сохранили желание стать президентом?

- Вопрос о президентстве – это особенный вопрос. В России политика понимается очень грубо. Если политик не стремится к верховной власти, к власти царя, то вроде как он уже и не политик. Ведь вся политика укладывается в одно: или ты участвуешь в президентских выборах, или ты вообще не участвуешь в политике. Потому что все остальное не политика, а интриганство. Типа: «Что сказал Шумейко Чубайсу, когда они шли по коридору встретиться с Бабичевым?» Это не имеет к политике отношения. И другое дело – заявить интересы 20-25 миллионов человек в моей стране, чтобы этот голос был услышан. Мое участие в президентских выборах – представление интересов этих людей, их голосов. Что мы есть. Что мы заставим считаться с собой. Мое личное желание – оставаться Гришей Явлинским. Я и в этом качестве неплохо себя чувствую. Хорошо бы лежать на печи, ничего не делать, и чтобы вокруг все было замечательно. Я не против. Но вот через год-два опять будут выборы. И опять будут представители каких-нибудь бандитов, коммунистов, националистов. И что им сказать? – Что мы здесь не живем? Что нас нет? Поэтому, если вы услышите, что Явлинский заявил, что он обязательно будет президентом, это не значит, что он сошел с ума. Андрей Черкизов меня спрашивает: «У вас часто бывает, что вы утром просыпаетесь и представляете себя в Кремле, что у вас безумное количество телефонов, что вы звоните…» Я ему говорю: «Я так много не пью. Мне в голову такое не приходит. У меня совсем другая работа».

- Как вы относитесь к Ельцину?

- Я на Ельцина смотрю снизу вверх. Хотя и боролся с ним и сейчас не отказываю в удовольствии вмазать когда надо. Потому что он президент, а не потому, что Ельцин, Как Ельцин, он открыл мне дверь в политику. Ни о чем не спрашивая, не дискутируя, не выясняя, кто у меня бабушка. Вызвал, пожал руку, сказал: «Вперед. Вот – Верховный Совет, я вас представляю, баллотируйтесь». То же самое с программой «500 дней». Помните, как она называлась? – «Программа Шаталина». А Ельцин на Верховном Совете ни с того, ни с сего сказал: «А почему «программа Шаталина»? В крайнем случае, программа Шаталина – Явлинского!» Такие вещи не забываются. И вообще было много интересного. Хотя бы последний мой разговор с Ельциным, когда он четыре часа уговаривал меня снять свою кандидатуру. По-хорошему, с угрозами, по-такому, по-сякому… В конце концов она сказал: «Ну что? Не снимете свою кандидатуру?» Я говорю: «Нет, не сниму». Он наклонился к моему уху: «И я бы не снял». Вот – настоящий Ельцин. Поэтому как человека я его чувствую и понимаю и во многом сочувствую. Но то, что он делает в политике, для меня категорически неприемлемо. Соглашаться с тем, что он вытворяет, совершенно нельзя. Он и люди вокруг него все здесь загубят. Если бы не Чечня, это можно было бы немножко по-другому воспринимать. Но сто тысяч убитых – это финал.

Степан Киселев («Известия»). Вот здесь мне говорят: «Задай вопрос от друзей Явлинского». Как можно? Это как прийти домой и спросить жену: «Что такое секвестр? Что такое естественные монополии?» Друзья делятся друг с другом не вопросами и ответами, а историями из жизни. Ко мне понимание Явлинского пришло, когда мы ехали в Рыбинск, и он по дороге фонтанировал историями. Я прошу: расскажи, Григорий, историю про пассатижи.

- Ну, я не знаю, что ты понял, что я расскажу. Мне было 15 лет, когда я пришел работать на завод. Меня долго никуда не брали, а потом взяли учеником дежурного слесаря-электрика на стекольный завод. И вот мастер говорит мне на третий или пятый день: «Пойди в инструменталку, принеси пассатижи». Проблема была в том, что я не знал, что такое пассатижи. Тогда я придумал, как приду и скажу тому, кто выдает: «Дайте мне пассатижи…» Он мне даст, я вернусь и скажу: «Вот, на». Прихожу: «Мне нужны пассатижи». Он мне: «Пойди, возьми». Я зашел и увидел море инструментов. Что делать? Если я спрошу, что такое пассатижи, мне – конец. Наверное, это что-то простое, но я не знаю, что. Я сейчас возьму столько, сколько смогу унести всего, чего не знаю, как называется. Но вот беда – я знал, что такое плоскогубцы. Поскольку я знал, что такое плоскогубцы, их я как раз и не брал! Я набрал все, что только можно было, и приволок к тому, кто это записывал. Он посмотрел и говорит: «Тебе что, нужны были пассатижи?» Я говорю: «Да». – «А где же они?» - Я говорю: «Да вот там где-то». – «Ладно, - говорит, - тогда сам составь список всего этого». Когда я принес все в мастерскую, то выбросил это из фартука на стол и отошел в сторонку, как будто что-то там делаю. Думаю, пусть сам подойдет и возьмет. Мастер спрашивает: «Ну, принес пассатижи?» Я говорю: «Да вон лежат». Он подошел и говорит: «Где?» После этого речь пошла украинская, а потом он их показал мне. Я говорю: «Да это же – плоскогубцы». Дальше – опять по-украински, не буду переводить.

- Какая работа вам дала больше – на заводе или в Думе?

- Трудно соизмерить. И там, и там хорошо. Просто журналисты рано уходят из Думы. Самые интересные вещи происходят после шести часов. Вдруг, например, выходит Митрофанов из фракции Жириновского и начинает докладывать закон о гражданстве. Смысл закона такой. Русские получают гражданство – сразу. Не совсем русские – через шесть месяцев. Некоторые совсем нерусские – никогда. Вот Митрофанов докладывает и объясняет, почему это полезно. А в то время в Думе еще присутствовал Демвыбор России. Там была большая группа тех нерусских, которые – никогда. И вот они, как просыпающиеся змеи, поднимают головы: «Что-что? что за разговоры?» Доходит постепенно. И вот под их возмущенный аккомпанемент среди коммунистов начинают просыпаться те нерусские, которые – через шесть месяцев. И вот которые – через шесть месяцев, тоже начинают кричать: «Что такое?» А когда на спикера кричат и коммунисты, и демократы, это надо прекращать. Рыбкин говорит: «Это против Конституции! Переходим к следующему вопросу». Тут сверху срывается Жириновский: «Что такое! Русских нельзя защитить! Даже обсудить вопрос про русских невозможно!» И вдруг Рыбкин в микрофон: «Во! – говорит, - нашелся здесь один русский!» Жириновского при этом просто сносит на стол президиума, он на четвереньках ползет по нему к Рыбкину, которые подается в сторону и одновременно с этим говорит в микрофон: «Все, этот вопрос закончили. Следующий вопрос – об алкоголе. Об обороте алкогольной продукции доложит Петр Борисович Шелищ». И в этот момент доползший до микрофона Жириновский кричит: «Во, нашли еще одного русского!» К сожалению, мало кто это видит, а я бы установил на каком-нибудь техническом канале непрерывную трансляцию. Сколько она, Дума, думает, столько и ты над ней думай. Дума, говорят, плохая. Какая есть. Кого выбрали, те и в Думе.

- Какие еще сюрпризы нас ждут?

- Скоро мы узнаем, что Борис Николаевич избирается на следующий срок. Вы скажете, что Конституция не позволяет? А мне уже сказали, что позволяет. Что в первый раз он избирался по старой Конституции. А по новой – только раз, а можно два! Поняли? Так что получите еще и рок-н-ролл, и вообще по полной программе. А то раздухарились: «Борис Николаевич приболел…» Вы за своим здоровьем следите! Я когда это услышал, вспомнил анекдот, как человек ехал в трамвае и ругался нехорошими словами. Все ему говорят: «Хватит ругаться!» Потом милиционеру говорят: «Подойдите к нему, скажите, тут дети!» Милиционер подходит, тот что-то сказал ему на ухо, трамвай дальше поехал, человек сошел, а милиционер сидит и ругается. Весь вагон: «Да что такое?» - «Вы представляете, у него жена вчера негра родила!» Весь вагон: «…!» Вот, думаю, когда объявят по телевизору, что Борис Николаевич принял решения… И вся страна, как в этом трамвае: «…!» А что делать, так уж случилось, дай Бог ему здоровья.