417. Рецензия на воспоминания Василия Катаняна (Огонек, 1997, №28)

Василий Катанян «Прикосновение к идолам». – М.: Захаров-Вагриус, 1997 («Мой ХХ век»), 448 стр.

Именной указатель книги насчитывает 1033 фамилии, но одна, конечно, главнее всех. Автор был пасынком легендарной Лили Брик, держателем ее баснословного архива. Неудивительно, что часть книги, посвященная ей, может считаться наиболее полной версией интимной биографии Лили Брик на русском языке. Нельзя объять необъятное: все любовные романы Лили Юрьевны отследить никому невозможно, но в книге указан хотя бы их примерный порядок – от гимназических лет до глубокой старости, когда в 85-летнюю чаровницу влюбился 29-летний красавец-француз из «золотой молодежи», осыпая ее знаками внимания вроде туалетов от Ив Сен-Лорана до деликатесов от Фашона.

Чтение этой главы захватывает. Вот Лю сбивает в Москве 8-летнюю девочку на авто, привезенном ей из Парижа Маяковским. Вот она вспоминает, что, стреляясь в 1917 году, поэт, как и в 1930-м, оставлял всего одну пулю в дуле ни разу не стрелянного револьвера, что означает 50-процентную осечку. Вот Лю восхищается Чернышевским и его романом «Что делать», чья схема любовных отношений поразила ее с молодости, и признается, что терпеть не может Набокова ни за пародию на Чернышевского в «Даре», ни за «Лолиту», «эту идиотскую гимназическую дребедень, тоже мне эротика!..» Вот Ив Сен-Лоран сочиняет ей платье «на один раз» - на 85-й день рождения, а она потом передает это платье Алле Демидовой, читающей со сцены ахматовский «Реквием»: «торжественность и печаль сквозили в прямом жилете, вызывающем отдаленные ассоциации с ватником, и в глубоких складках колокола юбки…» Вот Катанян находит в архиве, как Лю приснился на сороковины самоубийства Маяковский: «Я сержусь на Володю за то, что он застрелился, а он так ласково вкладывает мне в руку крошечный пистолет и говорит: «Все равно ты то же самое сделаешь». И почти через полвека после него 87-летняя Лиля Брик, сломав шейку бедра и не желая заканчивать жизнь в мучениях и беспомощности, принимает смертельную дозу нембутала. Ее прах развеян в поле под Звенигородом.

Книга Василия Катаняна многолюдна, многоголоса. Люди в ней все как на подбор выдающиеся. Но и среди них выделяется Сергей Параджанов – гениальный режиссер и сумасброд, притягивавший себе на голову тьму несчастий и бесконечность восхищенной любви. То ли церемониймейстер, то ли бутафор и мистификатор театра собственной жизни. Человек, «оговоривший себя по всем статьям уголовного кодекса». Не прочитав в жизни почти ни одной книги, он рассказывал, что в школе плохо учился, потому что к его родителям все время ходили с обысками и ему приходилось глотать драгоценности. Утром же его не пускали в школу, пока он не облегчится от них через дуршлаг. Эротоман, он в интервью датской газете заявил, что его близости добивались 25 членов КЦ КПСС. Из лагерного заключения его вызволяли на волю поэты: Арагон, уговоривший Брежнева, Ахмадулина, написавшая Шеварднадзе… Коллеги на съемках называли Параджанова абсолютным злом.

Объем рецензии предполагает дальнейшее – пунктиром. Портреты Сергея Эйзенштейна (начинается война, его опрашивают о воинской специальности, подумав, он отвечает: «движущаяся мишень»; говорит Эльдару Рязанову: «Вы еще молодой, у вас все спереди»), Виктора Шкловского (передает слова домработницы об Ахматовой: «Высокая такая. Прошла в уборную, как Богоматерь»).

У автора абсолютный слух на смешное. Вот Зиновий Гердт на обеде, где он и Зяма Паперный: «Зямство обедает». Вот на студии умирает старый интриган. Выступает Роман Кармен: «Наконец-то безжалостная смерть вырвала из наших рядов…» Книга Катаняна – кладезь смешных и трогательных историй о Нине Берберовой и Поле Робсоне, Майе Плисецкой и возлюбленной Маяковского Татьяне Яковлевой, Марлен Дитрих и Джордже Баланчине, Александре Галиче и Тамаре Ханум. Между прочим, это все его хорошие знакомые и друзья! Книга Катаняна стала продолжением той живой цепи человеческой памяти, которая и есть культура. Идеальное прикосновение к идолам.