58. Беседа с Валентином Провоторовым о вампирах (Человек и природа, 1990, 9)

Человек и его паразиты.

Кстати, о вампирах…

Беседа с Валентином Провоторовым

- Чудеса гласности, - в журнале о природе в разделе о человеческих паразитах припомнить вампиров?

- Я поначалу сам удивился, когда вы позвонили по телефону, предложив эту беседу. Но, поразмыслив, пришел к выводу, что проблема эта действительно актуальна и взаимосвязана с направлением ежемесячника. И это первая мысль, которую я хотел бы подчеркнуть. Но для того, чтобы ее раскрыть, нам предстоит пройти некоторых путь.

Прежде всего следующее. Проблема вампиров (вампиризм, как таковой, мы сейчас не берем) может рассматриваться двояким образом: как проблема естественнонаучная и как культурологическая…

- Если я правильно понял, имеется в виду простой вопрос: есть вампиры на самом деле или нет?

- Да. И в этом аспекте я должен сразу сказать, проблема вампира – это проблема чисто культурологическая. Вампир в классическом виде, как его изображает предание и литература, - это мифологема, миф. Причем я берусь утверждать это более уверенно, чем кто-либо другой. Лет десять назад я предпринял подобного рода исследования. Поводом для них послужил известный тезис тех, кого я считаю обскурантами от науки, что все странные, уникальные явления, которые происходят, - это некая проекция на сегодняшний день мифов, сказок, легенд, преданий и тому подобного.

В связи с этим было просмотрено большое количество литературы, была даже сделана какая-то рукопись. Выяснилось, что действительно есть ряд таких легенд и преданий, которые вдруг выплывают на свет в сегодняшней прессе, полицейской хронике, судебных очерках в качестве реально происходящих уникальных явлений. Но среди подобных легенд и преданий, становящихся реальностью, вампира нет. Как нет и некоторых других явлений. То есть тут как бы избирательный подход. Есть нечто такое, что обнаруживается в действительности (скажем, привидения, телекинез, призраки, полтергейст…), и есть то, что остается в области преданий, литературы, фильмов ужасов, но на самом деле никак не реализуется и не осуществляется…

- Полтергейст – это когда шум в доме, по комнате предметы летают и сама собой бьется посуда?

- Да, так вот, все эти явления как-то документированы, отмечаются. А вампиры – нет.

- Нет?

- Нет. Для меня это было интересно в том плане, что, с моей точки зрения, само выплывание уникальных явлений связано с началом нового этапа в науке. Я представляю дело так, что наука начиналась с некоего накопления фактов, когда главную роль играла память. Следующий этап науки – экспериментальный. Научным признается только такой факт, который мог быть повторен лабораторно, который мог быть наблюдаем многократно. А явление уникальное, то, что оставалось недоступным научному наблюдению, объявлялось в духе крыловской басни «Лиса и и виноград» несуществующим.

И наконец, на современном уровне единой системы планетарной информации, когда факт, происходящий где-то в отдаленной деревне, поселке, местности, моментально вовлекается в эту общую систему информации, уникальные факты могут укладываться в ряд и возникать в качестве проблемы для исследования. Такое вот сопутствующее соображение, которое и подвело меня к тому, что вампир не существует. В классическом виде.

- Что значит «вампир в классическом виде»?

- Это мертвец, который встает по ночам, разрывает могилу, но, поскольку в литературе вампир чаще всего представитель древнего знатного рода, то он, наверное, все-таки не разрывает могилу, а встает из склепа, странствует в темноте, набрасывается на людей, прокалывает их особым острым зубом, который у него есть во рту, пьет из них кровь, а потом возвращается обратно в гроб. И так повторяется бесконечно. В английском варианте это «живой мертвый», то есть некое невменяемое существо, которое действует автоматически, хотя и испытывает, очевидно, какие-то переживания, страдания, удовольствия. Отличается, как многие невменяемые люди, необычайной хитростью, ловкостью, которая ему приписывается, как и многое другое. Характерная черта образа вампира та, что, поразив один раз свою жертву, он превращает ее тоже в вампира после немедленной или через некоторое время наступающей смерти. Так вот, в таком виде вампиры не существуют.

- Все же, если их нет, откуда они взялись?

- Вот тут можно указать на целый ряд явлений, которые показывают, откуда происходят эти представления. Во-первых, если мы посмотрим на карту Европы, то увидим, что вампиры и вампиризм представляют ряд чисто локальных преданий. Они относятся к определенным географическим регионам. Это Балканы, Карпаты, какие-то предгорья Альп (Бавария, венгерская и румынская Трансильвания, Югославия с ее современными территориями) – вот здесь.

Особенность этих территорий в том, что кладбища здесь обычно находятся в каменистой местности. Те документированные случаи, когда хоронится живой человек, находящийся в состоянии каталепсии, приводят к тому, что, во-первых, он дольше мучается, потому что земля рыхлая, он не сразу задыхается, агония происходит дольше; во-вторых, слышны стоны, могила разрывается, и там обнаруживается человек с покусанными губами, то есть с кровью на губах, полуживой, и обычно он становился жертвой суеверного преступления, когда его тут же добивали как вампира. Такая вот локальная история.

Есть еще одна сторона. Мы знаем, что средние века были богаты всевозможными суевериями. Известно, что церковь занималась их активным преследованием. Зафиксированы многие судебные процессы: то петухи яйца снесли, то ведьмы, колдуны, оборотни…

Специально готовясь к нашему разговору, я просмотрел, чтобы проверить не ошибаюсь ли, антологию известного поэта Юлиана Тувима о польском средневековье и чернокнижье. Действительно, нигде в средние века проблема вампиров не выплывает. Хотя в преданиях, легендах и сказках тех регионов, о которых я говорил, они, возможно, и существовали в это время.

- Почему же они появились, чтобы так пугать нас сегодня с экранов?

- Вот это, с моей точки зрения, и актуально выяснить. Но сначала о том, когда впервые вампиры появляются в литературе.

Середина XYIII века. На Балканах, в Карпатах возникают массовые эпидемии психоза, связанного как раз с «открытием» вампиров, убийствами, преследованием каких-то людей. В 1749 году на французском языке печатается диссертация Августина Антонио Калметта «О появлении духов и вампиров», где он как раз и рассказывает об этих эпидемиях массового психоза. Причем в духе церкви, которая вампиров не признавала, он объясняет это суеверием, темнотой масс и тому подобными факторами. То есть вот момент актуализации этой проблемы. И опять тишина.

Возможно, что в древней Греции представления об эмпусах, ламии и были связаны с этим, но так или иначе впервые в 1797 году у Гете появляется баллада «Коринфская невеста», где фигурирует девушка-вампир. Это конец XYIII века, когда в литературе вдруг актуализируется эта мифологема – образ вампира. И опять сошлюсь на интересную польскую книжку. Написал ее Марек Видмух, называется она «Игра со страхом», История литературы ужасов. По его мнению (а он достаточно эрудированный человек), «Коринфская невеста» была первым произведением такого рода. Но опять это как будто случайное обращение к некоему народному источнику.

И вот в 1816 году в окрестностях Женевского озера на вилле Диодатти встречается целый ряд очень интересных талантливых людей. Это Байрон, Шелли, врач Байрона Полидори, жена Шелли – известная Мари Шелли. Здесь, в Женеве, они читают немецкие романтические произведения, и у них возникает идея устроить литературный конкурс. Каждый должен написать соответствующее литературное произведение. То, что написали Байрон и Шелли, в истории практически не осталось. То, что написала Мари Шелли, известный «Франкенштейн», вошло в литературную историю (но это особая статья). И врач Байрона Полидори написал рассказ – о вампире. Этот рассказ был случайно в 1819 году опубликован под именем Байрона и получил необычайную популярность. Он был известен в России и в целом ряде других стран, переведен на многие языки. И вот, собственно, с этого рассказа и начинается литературная слава образа вампира.

Он попадает в довольно распространенную в тот период лубочную литературу. Вот одно из таких лубочных произведений о вампирах 1847 года: «Вампир, или Праздник крови». Такой народный роман. Подобных произведений было издано очень много. Появляются они и на русском языке. Образ вампира фигурирует у Тургенева в «Видениях» в несколько своеобразном виде. Известен «Упырь» Алексея Константиновича Толстого. У Теофила Готье во Франции…

Одно из самых блестящих, увлекательно написанных произведений – это повесть «Кармила» своеобразного и оригинального человека Шеридана Лефаню. Эта повесть появилась в сборнике в начале 1870-х годов, и все те классические черты вампира, которые я описал, с большим знанием фольклора и в блестящей форме нашли в этой повести свое выражение. Можно сказать, что это шедевр и вершина эксплуатации образа вампира в литературе.

- Итак, литературная вершина образа вампира достигнута уже более века назад. Что дальше?

- Дальше конец века. Странная человек Брем Стокер. Время Конан Дойля, Бернарда Шоу. Где-то, запершись в гостинице, чтобы никто не подглядел, что он пишет, Стокер создает своего «Дракулу». Ровно через сто лет после «Коринфской невесты» Гете – в 1897 году – появляется «Дракула» - роман Брема Стокера.

- Классика киновампиризма?

- Да. Сначала, однако, он не получил никакого признания, подобной литературы было крайне много. Стокер умер в неизвестности, продолжая писать рассказы о своем Дракуле, вышло несколько сборников. «Дракула» - это уже на грани собственно литературы и чисто лубочного массового произведения. Но это и плод тщательного изучения Стокером всей литературы о вампирах. Все, что где-то и когда-то о них писалось, нашло в романе свое отражение.

После первой мировой войны слава Стокера вдруг становится необычайной, и особую роль в этом сыграло кино. Более 60 раз еще до 70-х годов Дракула в том или ином виде появляется на экранах разных стран в различных кинофильмах.

- То есть это мифологема нашего времени?

- Причем добавлю, что если до ХХ века мифологема литературная, то сегодня – мифологема, распространяемая кино и телевидением. Но прежде чем закончить литературную историю, я хочу показать вам еще несколько изданий. Вот чешская антология «Империя вампиров». Или вот еще известнейший, как «Дракула» Стокера, крайне популярный в Европе 20-х годов роман Ханса Хайнца Эверса «Вампир», где этот образ связывается со знаками зодиака. Или еще типичный продукт этого жанра – «Ночь упыря». С одной стороны, массовая литература, с другой – изощренный продукт романтических представлений, здесь и эротика, и садизм, и все, что хотите. А вот народное, массовое издание – три романа ужасов под одной обложкой с кадром из кинофильма со всеми характерными признаками вампира: тут и кровь на губах, и открытые глаза, и теплые живые щеки, и гроб – все перед вами.

- В чем же причина столь широкого распространения образа вампира?

- Естественный вопрос. Ведь как будто никаких предпосылок. Если говорят о летающих тарелках, то это как-то связано с проявлением этого феномена. Но о вампирах никто пока не заявляет, что они уже ходят. Правда, есть экстрасенсы, которые говорят о неких снайперах, поглощающих энергию, силы человека – но это другое. Распространяется образ вампира…

С моей точки зрения, вампир – это некий проявленный современной эпохой древний архетип. Он действительно древний, потому что был и в античности, и в Библии мы наблюдаем какие-то следы этой легенды, но актуализировавшийся, оживший именно сегодня.

- Архетип?

- Да, некий образ, в котором сознание человечества, какой-нибудь нации, общества воплощает свое предощущение чего-то, ощущение тревоги, некое очень сложное, не ложащееся в систему представление, которое не может быть проявлено логически.

Мне кажется, что вампир и робот – это именно две стороны одного и того же архетипа, в котором откладывается тревожное восприятие человеческой цивилизации вообще. Это как бы два лица, две мифологемы, в которых воплощается образ цивилизации.

Может, это смелое утверждение, но я попытаюсь его аргументировать. Одна из важнейших экологических проблем заключается в том, что человек, находящийся с древних времен в гармонии с природой и отдававший ей примерно столько же, сколько у нее брал, получает в связи с развитием «второй природы» - цивилизации, - возможность брать у природы, как фантастический вампир, необычайно много, практически почти ничего не отдавая взамен. Характерное явление. И момент нарушения этой гармонии действительно связан с промышленной революцией, связан с новым временем.

- Когда и выплывает мифологема вампира?

- Вот именно. Это некое ощущение чего-то, ощущение бессознательное, ищущее себе форму и находящее ее. С одной стороны, это голем, Франкенштейн, робот – механический слуга человека, вышедший из-под его контроля. С другой стороны, это вампир, питающийся кровью, то есть самым «готовым» продуктом, не требующим никакой иной обработки, скрывающийся во тьме и проявляющий оттуда свое пугающее лицо.

Но на рубеже того времени, когда возникает мифологема вампира, возникает и совершенно новое представление о цивилизации. До этого цивилизация никак не выделялась из человеческого бытия, она не была чем-то самостоятельным. Существовали человек и природа. Их взаимоотношения, взаимоотношения между людьми строились внутри цивилизации. И вдруг возникает момент, когда цивилизация становится некой самостоятельной силой. Люди начинают ей служить, потому что они не только должны произвести плуг, топор и прочее, но они должны произвести некие сложные машины, которые произведут другие машины, а эти машины уже будут их питать, производить то, что им нужно. И вот внутри этой системы цивилизация становится самостоятельным феноменом, который управляется не по желанию человека, а по тем законам, которые свойственны ей самой и отражают ее собственные характеристики, ее собственную природу.

Заметим, что появление мифологемы вампира идет подспудно в виду какой-то лубочной литературы, и вдруг – вспышка. Сегодняшние видеофильмы ужасов без них практически не обходятся.

Мне кажется, что в этом особого рода паразитизме, который представляет собой вампир, напрасно было бы искать отражение страха перед уничтожением природы или что-нибудь подобное. Речь здесь о другом. Цивилизация, выделившись в самостоятельную силу, начинает угрожать не только природе, но и самому человеку. Она становится чем-то подобным паразиту. Причем мы очень часто и много говорим сегодня о том, чем она угрожает физическому телу человека: ядовитые газы и вещества, радиация и тому подобное. Но ведь есть и другая сторона. Цивилизация угрожает человеку духовно. Она поражает человека, порождает особый тип человека, который сам по себе становится в какой-то степени духовным вампиром.

- Крайне интересно…

- Понимаете, любой природный объект: дерево, цветок, животное… он несет в себе массу возможных значений, которые человек познает через поиск, через активное осознание смысла тех или иных явлений, предметов, феноменов.

А вот предметы, созданные цивилизацией, в таком активном осознании не нуждаются. Смысл их ясен при их создании. Вот магнитофон, на который мы записываем нашу беседу. Мы не задумываемся над его смыслом – нам ясно, для чего он. Автомобиль- смысла тоже нет. Вот кнопочка – мы знаем, что она для того, чтобы зажечь свет. То есть мы попадаем в мир, где осмысливание становится чем-то излишним. Чем в более цивилизованном мире мы живем, чем более мы в него прячемся, тем менее осмысливания требуется. В этом отношении мы, как вампиры, пользующиеся чем-то духовно готовым. И подобно тому, как у паразитов несколько иная структура организма, где все – это огромный кишечник, который всасывает элементы крови, так и здесь происходит духовное перерождение человека.

- Например?

- Это особенно наблюдается на детях. Атрофии подлежит не столько даже мышление, сколько воображение человека. Как педагог, я могу продемонстрировать это на нескольких примерах. Интересный факт. Еще в XIX веке Ушинский говорил о случаях болезненного переразвития воображения ребенка. Сегодня мы никогда об этом не слышим.

Другой факт. Еще лет двадцать – тридцать назад никто не говорил о том, что дети в России в шестом, седьмом, восьмом классе не умеют читать. Сегодня мы об этом говорим. Потому что информация идет в основном не словесная, а наглядная. Книга развивала творческое воображение ребенка: он читал слово, а видел образ. Цивилизация поражает воображение, оно уже не существует. У ребенка да и у взрослого между явлением и соответствующей реакцией на него уже нет ни работы воображения, ни работы мышления. Есть явление и реакция на него.

Мы наблюдаем сегодня парадоксальные случаи. Дети становятся не просто более жестокими. Они совершают непонятные, необдуманные поступки. Например, ребенок прыгает с четвертого этажа школы на спор. Понятно, что он разобьется, но, чтобы осознать, что ты разобьешься, надо еще заранее пережить боль, а воображение ребенка – поражено. Ребенок видит на дороге пьяного, он берет булыжник и начинает разбивать ему голову. Он не жесток, но у ребенка, у которого поражено воображение, отсутствует сочувствие, потому что без воображения сочувствие невозможно. Понимаете?

То есть мы наблюдаем целый ряд таких явлений, которые связаны с тем, что благодаря цивилизации человек сам преображается в некое странное в духовном смысле существо, обладающее всеми признаками вампиризма. Информационного вампиризма, я бы сказал. Он потребляет информацию в готовом виде, без осмысливания. Это ведет к атрофии мышления, воображения…

- Вампиризм, в вашем изображении, это экологическое явление?

- Мне представляется, что в популярности, причем вспышке популярности образа вампира, мы можем наблюдать лик цивилизации. А, с другой стороны, ощущение той угрозы, которую цивилизация несет самой человечности, самому существованию человека. Не только как физического существа, но как индивидуума, личности. Страх и ужас перед вампиром, они где-то связаны с этим своеобразным проявлением расчеловечивания в самом теле цивилизации.

И поэтому мне кажется, - и теперь мы приходим снова к тому, с чего начали, - что действительно явление паразитирования, - это не только интересная, но и крайне актуальная экологическая проблема. В том, что мы наблюдаем в природе паразитирования, мы видим некий аналог сегодняшнего существования человека в треугольнике: человек – природа – цивилизация.

Человек и природа, 1990 год, №9