589. Портрет Ролана Быкова (Русский базар, 1999, 18 ноября)

Игорь ШЕВЕЛЁВ.

Портрет под стенограмму.

Ролан Быков.

«Как идет, так пусть идет...»

Наверное,70-летие знаменитого артиста, режиссера и, как это обычно, говорится, «большого общественного деятеля», - достаточный повод, чтобы вспомнить этого очень непростого и очень талантливого человека, умершего чуть больше года назад.

Большое двухчасовое интервью с Роланом Антоновичем я брал в конце весны 1996 года в роскошной конторе Р. Быкова на Чистых прудах. Тут же внизу знаменитое кафе «Ностальжи», принадлежащее Ролану Быкову, тут же издательство и магазин детских книг, тут же множество банков, фондов, всяких дочерних предприятий и ответвлений, которые то ли принадлежали Детскому фонду Ролана Быкова, то ли просто сдавались им в аренду в гигантском помещении, полученном в дар от новых властей.

Конечно, можно было предположить, что Детский фонд, получая несусветные налоговые льготы, является лакомым куском для «криминала времен первоначального накопления капитала» не меньшим, чем его коллеги по спорту, помощи «афганцам» и московской Патриархии. Тут шла такая «отмывка денег»,что даже маленькая фигурка народного любимца Ролана Быкова могла показаться не слишком-то мощной «крышей».

Впрочем, об этом я не очень задумывался. Меня послала редакция некогда самого популярного «перестроечного» журнала. Р. Быков собирался в это время выпускать на экраны свой последний, итоговый, как он сам его называл, сверхзатратный и эпохальный фильм «Портрет неизвестного солдата» и делал то, что называется «промоушн» или раскруткой в СМИ.

Я увидел перед собой крайне живого, талантливого, ртутного человека, с детства известного по любимым фильмам. Начиная с полицая Тереха в первом советском сериале «Вызываем огонь на себя»,когда все мальчики в шестом классе говорили девочкам на переменках его, Тереха, гнусным голосом:«Сходим, Морозова, в баньку? Спинку заодно потрешь...» Продолжая Бармалеем, советским шпионом Саушкиным в «Мертвом сезоне», скоморохом в «Андрее Рублеве», загипнотизированным гражданином в фильме «Я шагаю по Москве» да мало ли... В каждой роли Ролан Быков вылезал из экрана прямо в самое сердце.

Я увидел перед собой человека, который каким-то образом здесь и сейчас разыгрывал все эти свои роли вместе взятые! От хулигана и пахана до мыслителя и философа. Поскольку, глядя в заинтересованные глаза случайного, по сути, человека, которого видел в первый раз в жизни, он разошелся. Он рассказал о своей совершенно оригинальной философии, близкой к современному структурализму, которую, если успеет, изложит в толстом томе. Читал стихи. Рассказывал о детстве и дневниках, которые вел всю жизнь. О новом своем документальном фильме, который закончит ХХ век - полным этого века разоблачением. О своих финансовых делах. И так далее.

Он был занят. Я втиснулся со своим интервью между двумя съемочными группами. Периодически секретарша соединяла его с домогающимися его людьми. Всякий раз он возвращался к диктофону с прерванного полуслова, меняя темы, искрясь фантазией, проговорив более двух часов. Он казался человеком, много недоговорившим. Лишенным полноценной по себе среды общения.

В таких случаях испытываешь восторг во время самой беседы, после нее и во время подготовки материала, когда как бы сам голос человека задает ритм тексту, подгоняет его и не дает оторваться ни тебе, ни читателю.

Только быстро расшифровав огромную запись и сделав интервью, я начал понимать, что что-то здесь неладно. Главный редактор издания, заказавшего
интервью с Роланом Быковым, сказал, не читая, что печатать его не будет, потому что Р. Быков - жулик и в одной компании с московским мэром - еще большим жуликом. (Что не мешает этому редактору сейчас самому работать на этого еще большего Жулика). Другое издание, находящееся, впрочем, с мэром в дружбе, тоже отказало Быкову в месте. Его главный поморщился при упоминании этого имени, наградив то ли «бандитом», то ли еще чем-то. Я плюнул. Не мне участвовать в этих финансово-политических играх. Напечатал какой-то огрызок, оставив стенограмму до иных времен.

Бизнес по-русски.

- Вы богатый человек?

- В смысле финансов?

- Да.

- Если бы меня не обворовали, когда я начал заниматься бизнесом, был бы богатый. Меня крепко наказали. Я очень много заработал. У меня украли сначала 53 тысячи долларов, потом еще 115 тысяч. Что тут рассказывать... Знакомый режиссер и актер прислал ко мне женщину вести дела. Если человек кого-то приводит, он же знает. Своим же я доверяю. Три раза меня наказывали. Сначала один московский режиссер привел, потом другой московский режиссер.

- И так вы научились бизнесу?

- Чему я научился? Я просто решил этим больше не заниматься. Три дня я очень переживал. Мне все советовали бандитов подослать и тому подобное. Насчет бандитов я сразу сказал: «Ребята, это не вписывается в биографию». А, с другой стороны, я подумал: да не надо мне этих 115 тысяч. Неужели мне ставить свою жизнь в зависимость от того, что я у кого-то должен отнять деньги. «Съесть-то он съест, да кто ему даст!» Могут ведь и не отдать! Могут же сказать этим посланным бандитам: почему меня убивать, может, лучше вы его самого убейте!

Когда я организовал первый частный банк в Москве, я это сделал потому, что понял: теперь у меня новый начальник. Это - рубль. Он же психически ненормальный, непонятно, сколько стоит. У меня перед этим был администратор, моя правая рука. Мы с ним делали картины, потом организовали шесть кооперативов. И вдруг в какой-то момент замечаю, что он относится ко мне с каким-то снисхождением. Как-то мы с ним разговаривали по поводу взяток. Я говорю: «Да нет никаких взяток, и никогда я с ними не сталкивался». А он мне: «Ролан Антонович, не было взяток, потому что к тебе хорошо относились». Оказывается, как я потом узнал, они надо мной меценатствовали. И я понял, что скоро не он у меня будет работать, а я у него. И подумал, что тогда мне будет лучше повеситься. И я решил сохранить независимость. И я понял, что независимость в этой жизни - это деньги, которые дают хотя бы ощущение независимости. Я очень их испугался вначале. Я знал, что деньги ломали не одного человека. На моих глазах деньги уничтожили очень многих талантливых людей. Я решил сыграть сам с собой в такую игру: первый свой доход как банкира я отдал на стипендии для молодых актеров.

Короче, я денег очень боялся. А потом, когда потерял и одни деньги, и другие, и третьи, и четвертые - я много потерял: я переживал три дня, потом посмотрел в зеркало и сказал другими, правда, словами, но которые переводятся как: «а ну их!» И, действительно, освободился. Выкинул их из башки. Как будто про кого-то другого рассказываю, а меня это не касается. Самое страшное, что банк лопнул, и мои деньги там пропали.

- Ваш банк и ваши деньги?

- Да. Он не лопнул, мы его спасли. Пригласили других людей, они увеличили уставной капитал в десять раз. Но я уже понял, что банк не мой. Я в нем ничего не понимаю и ухожу. Что-то мне обещали вернуть. Там лежали серьезные деньги, которые могли меня обеспечить. Но сейчас я даже на деньги от своих концертов могу жить припеваючи. Я обеспеченный человек, у меня есть небольшой запас, я не кладу деньги в рост, зарекся после того, как их у меня украли. У меня есть и еще заработаю, сколько буду жить. Сейчас сказки свои издаю - стихи и сказки. Потом будет второй выпуск: моя «Русская трилогия».Я когда-то трилогию написал, свое «Детство. Отрочество. Юность».Что такое детство. Что такое отрочество. Что такое юность. Ведь домовой, водяной, леший, все духи - это же враги. Надо научиться, как с ними общаться. Поэтому чудо детства - что ты: выжил! Чудо отрочества - превращение доброты в силу. А чудо юности - это обретение богатырства, то есть своего значения для людей. Произойдет или не произойдет?

Время, растянутое детством.

- На чем вы основывали этот свой опыт: на работе с детьми или на собственном детстве?

- Детство содержит основные тайны человеческой жизни: силу, гармонию личности, тайну психики, тайну таланта, безумную силу адаптации. Я всегда был уверен, что эти силы надо изучать, как бионика изучает совершенство живого организма. То, что я наработал с детьми, это, действительно, новая наука. Я отнесся к своему творчеству как к моделированию. Очень за ним следил, собирал все свои роли, сценарии, записи. Хотел осмыслить сразу же, как только делал. Уже лет с тринадцати я очень сознательно возился с собой. У меня была с собой очень большая борьба, работа, мука. Основная мука в отрочестве, в юности да и до последних дней - это возня с собой: почему я такой, а не другой?

- Вечное неудовлетворение собой?

- «Неудовлетворение» это слишком высокое слово. Проще скажу: я себе не нравлюсь. И путем осознания себя пытался пройти этот человеческий путь. Одновременно моделируя его. Ведь что такое актер, режиссер, художник, сценарист? Это фактически моделирование себя и других. И к каждой своей работе с ребенком я относился как к эксперименту. В итоге, у меня несколько тысяч экспериментов! Ни один ученый не может такого предъявить! И я их осмысляю и обобщаю. И тогда родилась эта моя «феноменология детства», очень связанная с философией и экологией. Потому что я открыл очень важную, по-моему, вещь: экологическая ниша человеческой духовности – это детство.

И детство интересно не тем, что это возрастное явление. Это самое примитивное и приблизительное. Феноменология детства - это тайна времени. Тайна протяженности твоей жизни. Она идет из детства и открыта для изучения. То есть там заложен механизм развития и роста человека. И этот механизм можно открыть как структурный закон развития как такового.

В основе вообще лежит структурное мышление. Я долго думал, что я структуралист. Потом поехал в Тарту с конкретным вопросом о Гоголе к замечательному ученому Юрию Лотману. Он же был вице-президент мирового общества структуралистов, хотя и был всю жизнь «невыездной». Тем не менее, его достижения признаны во всем мире. Он долго меня слушал, ему было очень интересно. Он шарахал во все стороны глазами, шевелил усами и наконец сказал мне: «Да, вы структуралист, но какой-то дикий». И дал мне свою книжку по структурализму. Я положил перед собой шесть словарей, прочел с ними полстраницы и на этом закончил свое изучение трудов структуралистов.

- Но ваше детство и ваша работа с детьми были в одном времени, а тут наступило вдруг совершенно другое.

- Вы точно сказали: изменились времена, а я остался тем же. Ландшафт крутанулся градусов на 250. Где раньше была дорога, оказалось болото. Где поле – там непроходимый лес. Где росла трава, стала пустыня. А где, наоборот, стояла стена, вдруг открылся очень неплохой даже пейзажик.

Но коротко я могу сказать вот о чем. Мне очень многое дорого в той ушедшей жизни. В которой я пережил огромные трагедии не только свои, но и ближайших товарищей. Я пережил лично запрещение лучших своих работ. Вот висит моя несбывшаяся роль Пушкина, о которой Цявловская сказала: «Ну теперь я могу умереть спокойно» - а ведь она была из тех пушкинистов, которые ощущали себя женой Пушкина. Это был спектакль по МХАТе, запрещенный Фурцевой. Две мои большие роли лежали на полке - одна 21 год, другая - 17 лет. Это фильмы «Комиссар» и «Проверки на дорогах». Они бы дали мне совсем другую судьбу, если бы шли вовремя. Запретили восемь фильмов, восемь моих сценариев, издевались.

В то же время мне как-то не по себе жаловаться, потому что я был актер, на которого был спрос. У меня был полный карман денег, я вообще не имею право ничего говорить о тех временах. Сейчас появилось столько жертв тоталитаризма, что жутко становится. Каждый расчесывает свои комариные укусы до крови и выдает их за фронтовые раны. Я слышал чудовищные высказывания. «Вот мне
пришлось исключать из партии замечательного человека!» - Да чего же ты, зараза, исключал? «Вот мне приходилось вырезать из картины!..» - А почему Тарковский не вырезал? Климов не вырезал? Абдрашитов не вырезал? Стояли каменной стеной! И я не вырезал никогда.

Но мне и многое дорого в этом времени. Безумно дорого, до слез. То, что сотни миллионов людей искренне ощущали себя выше денег. Боже мой, да ведь это был единственный такой эксперимент в истории человечества. Больше такого не будет. Моя картина «Портрет неизвестного солдата» строится на предъявлении фотографий довоенного и военного поколений. Мужчин и женщин. Я видел на показе этих эпизодов, как люди плачут. Чего же они плачут? А лиц таких больше нет!.. Вот - драма времени. Как-то Алеша Симонов решил снять картину «Отряд довоенных мальчиков». Я говорю: «Где же ты найдешь их, Алешенька?» Он нашел наилучший из возможных вариантов. Но это вовсе не довоенные мальчики. Тех нельзя найти. То время - кончилось.

- А вы их помните?

- Конечно. Я же сам довоенный и военный мальчик. Я себя очень хорошо помню. Я помню время, когда самый лучший кинотеатр Москвы назывался «1-й детский»,потому что должен был быть 2-й, 3-й, 4-й - и он занимал роскошное здание нынешнего Театра эстрады. С огромной игротекой, где дети проводили целые дни, где были затейники, пели песни, играли в массовые игры перед спектаклем, где играла музыка, показывали мультфильмы - где была масса всего.

Я сам - мальчик из московской подворотни, который занимался в настоящем дворце - московском городском доме пионеров на Стопани, 6. Я был из достаточно сложно живущей семьи. Особенно во время войны, когда отец и брат были на фронте, и связь с ними часто разрывалась из-за переброски частей. Потом мы жили с мамой на мою стипендию, она болела. И вот я, мальчик из подворотни, проводил дни во дворце. Я помню это какое-то совершенно уникальное довоенное время. Помню, как дружили. Как совершенно не стоял вопрос о национальности. Это уникальный был опыт.

Но я помню и как все это кончилось. Как у детей забрали 1-й детский кинотеатр для московского горкома партии и загнали их в самые бесперспективные помещения. За 50 копеек тебе давали огромную зрелищную и игровую программу, которая могла стать основой действительно серьезных явлений в образовании. Почти мгновенно ликвидировали неграмотность. Создали традиционное для России коллективное вече, общие собрания. И во что это все выродилось...

Картонная демократия кончилась, начался абсолютизм партийно-государственной верхушки. Все были временщиками. Движение вперед сменилось движением вверх по чиновничьей лестнице. И если люди думают, что что-то вернется с возвратом коммунистов, то это как если бы вернулись мои волосы. Тех людей нет. Я предъявляю свой фильм. Те люди погибли. Родились другие. Есть среди них светлые лица, фигуры, но в основном, особенно, когда приезжаешь в провинцию, это типажи со стенда «Их разыскивает милиция».

Когда я стал доверенным лицом Ельцина на выборах 96-го года, Людмила Касаткина, которая играла Морозову в «Вызываем огонь на себя», заявила, что единственная подходящая мне роль в жизни это роль предателя родины полицая Терехова. Предателем родины я уже назван. Осталось объявить меня врагом народа. Что, думаю, в той или другой форме будет сделано. 1937-й год повторится не в виде фарса, а в виде чудовищного фарса. Убирать политических противников будут в борьбе с коррупцией. Вся политика пойдет под уголовку. Будет такая большая борьба с коррупцией, когда все взяточники и коррупционеры останутся на местах, а политические противники будут убраны, поскольку оказались жуликами. При наших законах, где нынешняя форма собственности нелегитимна, это несложно. Потому что оговорено, к каким формам собственности мы идем, но не оговорено - от каких. Слегка забыли, что она была продекларирована «общенародной». Стало быть, незаконно, что она стала необщенародной.

Чтобы ехать в Киев, надо, как минимум, ехать с Киевского вокзала. Потому что с Казанского - выйдет вокруг земли. По-моему, мы поехали в Киев с Казанского вокзала. На чем построено законодательство. Если нет закона, его нельзя нарушить. А, с другой стороны, если нет закона, легко осудить за его нарушение. В этом смысле я предполагаю повторение 37-го года. Там сажали инакомыслящих, здесь будут сажать жуликов, которые чего-то не заплатили, чего-то не доплатили, чего-то не дали. Опять же под всенародное одобрение. Потому что народ давно ищет, с кем
бы расправиться.

Роль «малышки» в шпане.

- Вы себя не ощущаете сегодня надорванным человеком?

-Нет. Я с детства просыпался раньше родителей и за это получал по роже, но не мог остановиться: когда я видел Божий свет, я визжал. С четырех-пяти лет я орал. Это было такое ликование! Как только я открывал глаза и ощущал себя живущим. И это осталось по сей день. Поэтому я безумно люблю все. Люблю работу. Я люблю зиму, люблю осень, я люблю лето, я люблю весну, я люблю стихи. Как в
анекдоте: что можешь? - Могу копать. - А еще что можешь? - Могу не копать!

Я безумно люблю все. Меня безумно интересует разное. Я страшно люблю жизнь. Я долго не мог понять, какое у меня хобби, а потом понял - потрепаться. Самое распространенное хобби и самое большое удовольствие в жизни.

- И как вы все успеваете?

- Я успеваю достаточно много. Вообще вопрос времени - особый вопрос. Времени много и мало. Превращение времени, как я понял по своей работе с детьми, это превращение лет - в бессмысленное мгновенье. Особенно по сравнению с днем ребенка, который длится бесконечно долго. Если мама говорила: через месяц – то я не мог понять, когда это? Это все равно, что через 20 лет. Это не умещалось в голове. Почему детство равно всей остальной жизни, хотя длится 9, 10, 11 лет? Потому что оно - проживается.

- Так вы его и сейчас «по-детски» растянули?

- Где-то и сейчас растягиваю. И тогда - времени много. Времени мало тогда, когда переходишь «на автомат». Заметили, когда едешь по привычной дороге на работу - она короткая? А когда по незнакомому месту, удивляешься, какая она долгая...

- Дорога туда длиннее дороги обратно.

- Тут разные относительности. В новом времени я многое вижу того, что не приемлю, но и его вижу как единственный выход из положения. Эх, если бы Ельцину не навязали ежегодную, ежемесячную, ежедневную войну не на жизнь, а на смерть. Если бы его судьба как президента не сопровождалась глобальными предательствами. Ведь его ближайшие предали...

- По-моему, вы рассказываете «историю Иосифа Виссарионовича»...

- Там было все совсем иначе. Того назначили секретарем, на должность собирателя взносов, чтобы у него власти не было. Это уж он придумал, что секретарь и есть самый главный. Кстати, я это сейчас делаю в своих перетрясках администрации. Я никого не увольняю. Просто беру человека, и к нему переходят функции от того, кто был. Тот оказывается не нужен. Кстати, это достаточно серьезная технология. Я ее называю «технологией Паши Хомского». Он так реформировал не одну труппу - рижского русского театра, ленинградского ленкома, московского ТЮЗа. Когда трудно было кого-то выгнать из театра, он и не выгонял. Набирал новых по контрактам.

- То есть у вас есть технология переноса власти?

- Если я семь раз поменял администрацию, и все было тихо, никто не писал на меня доносов?..

- А как вы сами опишете ту роль, которую играете сегодня в жизни?

- Ту же, что и всегда. Меня спрашивают, почему я пошел в политику? Я с первой роли был в политике. С первой роли все было продиктовано моим сознанием, моим отношением к происходящему, моим отношением к человеку. Ведь что-то все-таки
заставляло запрещать мои фильмы, не давать ставить их?..

- Доформулируйте, пожалуйста.

- Просто на волне демократизации мои герои развернулись. Я могу исторически показать, как все это было, но это огромная тема.

- Но ведь и внутри своего поколения вы какой-то особенный.

- Я последовательный. Я из тупых отличников. Я не получаю четверок.

- Или наоборот, Иванушка-дурачок?

- Не-а. А, может, да. Основные свои смелые поступки я совершал по легкомыслию. Я организовал студенческий театр в Москве, который существует до сих пор - и не спросил на это разрешения. Решив, что ЦК подумает на МК, МК подумает на комсомол, комсомол подумает на профсоюз, и ни один не подумает, что разрешения нет.

- Но то же и в ваших многих ролях в кино.

- Была определенная линия более честного разговора о человеке, которая определяла все роли - и положительные, и отрицательные. Потому что отрицательные роли это все равно утверждение позитивной идеи. Легкомыслие спасало меня, радость жизни: «а-а, фиг с ним!» Мне казалось, что я переживаю: мне не дают звания, не посылают с моими фильмами на фестивали, за всю жизнь дали одну медаль - «За трудовую доблесть». Но переживал не более двух минут. Потом переживание уходило, потому что некогда было переживать, было много дел. С юности я не испытывал стесненного материального положения, со второго курса стал неплохо зарабатывать в ТЮЗе, потом просто много. Я был один из самых оплачиваемых киноактеров, потому что играл по девять ролей сразу!

- Это сказалось на характере или это ваш характер так сказался?

- Знаете, уверенность мне была с детства присуща. В три года я пошел один из центра Киева искать маму, которая работала на Подоле, то есть на окраине. И нашел! Я знал, на каком трамвае мама ехала, сколько остановок, знал, что едет на Подол. Меня спросили: «Мальчик, ты куда?» Я говорю: «На Подол» - «К кому?» - «К маме» Женщина спросила: «А ты знаешь, где мама?» - «Знаю». Это ведь начало 30-х годов, тогда и детей воровали. Я сказал: туда, туда, потом туда и вот в эту дверь.

Потом же я получил в ватаге амплуа «малышки».Надо было первым получать по зубам, тут ничего не поделать. Но не в этом дело. Я скажу, что во мне есть уверенность легкомыслия. В прямом смысле слова: легкость мысли. Мне не страшно даже в страшных ситуациях. Казалось бы, победят коммунисты, я могу потерять все, чем занимался десять лет. Наверняка расправятся, если уже сейчас так пишут. Но нет, думаю, не может быть. Я - единственный, который этим занимается. Я объясню. Они поймут. Не могут не понять. Есть ощущение, что как-то должно повезти. Мне иногда жутко везет. Но странным способом везет. Случается несчастье, а потом оказывается, что это - к лучшему.

«А потом я все это опишу...»

- Вы сыграли в кино более ста ролей. В жизни занимались одним, другим, третьим. Какую жизненную роль вам еще хотелось бы сыграть?

- Ту, которую я с детства считал в себе главной: «А потом я все это опишу». Я ведь все записывал. У меня записи юности: московского базара, в войну, рисунки, достаточно любопытные записные книжки, дневники, я записывал все, что происходило в течение дня. Это был мой «кореш» - мои тетради, книжки, разговор, диалог с собой. Как в анекдоте: «Чего вы руками всё машете? - Сам с
собой разговариваю. - Зачем? - Приятно же поговорить с умным человеком!» Наверное, так. А, с другой стороны, написанное слово есть прозрение мысли. Даже самая яркая мысль, которая не записана, она не только полуфабрикат, но и ложь. Чтобы записать, вы должны ее дисциплинировать и закончить.

- Иначе говоря, главная ваша роль - писателя?

- Наверное, лучшее, что бы я делал - это писал бы. Я и сейчас с удовольствием пишу. Сценарии. Очень много планов. Например, история люмпенизации советских людей. Ведь ничего нового не происходит. Было брежневское «после нас хоть потоп», а потом потоп и наступил! Абсолютно смыло нравственный ландшафт. Выскочил безумный золотой телец с идиотским хохотом над всем на свете, держа в зубах «нового русского». Самое главное, что от коммунистов я жду еще более новых русских. А, главное, к чему идет, это - гражданская война.

Я ведь много езжу, объездил сейчас весь мир. Картину снимал в Англии, в Америке, дважды в Германии, во Франции, в Монголии, в Китае, в Японии, по всей России. Возникла новая религия войны. Христианство было религией бедных ,а стало - бедных и богатых. В то время как ислам сложился как религия бедных и только бедных. Идет массовый переход в ислам. И в фильме я должен показать, что образовалась уже формула третьей мировой войны. Это - терроризм. Война слабого против сильного. Война страшная, в которой никакие СОИ не помогут, потому что бомбу привезут в рюкзаке или в чемодане.

Господи, да сколько я всего сейчас знаю про вторую мировую войну. Знаю про Катынь. Знаю как воевали американцы, когда с фронта ездили играть в бейсбол. Знаю, почему взяли в плен капитулировавших японцев: это была просьба японских аристократов. И эти документы были, и они, видимо, выкуплены лет сорок назад из КГБ. И был договор: не трогать императора. Сейчас я мучаюсь с одним кадром, где по французскому городу ведут пленных англичан и американцев, и французы их бьют по физиономиям. Когда Франция еще была под немцами во время войны. Немецкая съемка. Французское посольство говорит, что это подделка, но я вижу кадр - не подделка. Поразительные тайны, поразительные материалы нашел...

Ролан Быков еще долго рассказывал об этом своем последнем и главном фильме. О том как документальная съемка будет выстраиваться по законам художественного кино. Потому что то, как врет хроника, не врет никто. Есть ложь, есть наглая ложь, а есть документальная ложь. Он рассказывал, как сам войдет внутрь этого фильма - со своими ролями и своей жизнью. Говорил, что осталось-то всего два месяца чистой работы. Ему оставалось жизни еще три с лишним года, но фильм, кажется, так и не был сделан.Сейчас-то мне, испорченному, пришло в голову, что этот гигантский эпический замысел с немеренным количеством денег, поездок по всему миру, работ и поисков во всех архивах, встреч с тысячами людей и был, возможно, задуман в целях, как ныне говорят, «отмывки денег» и вовсе и не предполагал своего завершения...

Потом рассказывал о большой книге «Гипотезы»,куда вошла бы его 35-летняя работа по русскому фольклору. Помните скомороха Ролана Быкова в «Андрее Рублеве» Тарковского? Ведь это же сам артист и смоделировал эти скоморошины, да с такими матерными выражениями, что в фильм вошли одни ошметки... А под конец рассказал как писал сценарий, и вдруг пошла совсем другая история, как мама водила его в женскую баню, и такое родилось шикарное начало фильма, что он не может его не снять. И на вопрос, когда же он все успеет, ответил: «Как будет, так будет. Помню, снимали фильм, корова в кадре, и вдруг она начинает ссать. Все в ужасе, как быть? Оператор, осветители, помощники: «Что делать?» А режиссер
махнул рукой: «А-а... Как идет, так пусть идет!..»

Наш разговор был накануне президентских выборов 96-го года, а звучит порой настолько актуально, как будто отражаясь из бесконечной пустоты вечности, в которой спорит отныне сам с собой великий артист и непростой человек Ролан Антонович Быков. Москва. Ноябрь 1999 года.