683.Как я писал сочинение - рассказывают 11 писателей (Время МН, 2001, 1 июня)

время экзамена

КАК Я ПИСАЛ СОЧИНЕНИЕ

Некоторые так увлеклись, что пишут до сих пор.

Вступление.

Мы все учились понемногу. И каждый из нас в такой же, как сегодня, день 1 июня отвечал перед строгой комиссией за то, что выучил. Войдя в некоторый возраст, поездив по миру, повидав других людей и другие страны, понимаешь, что это “немногое”, чего ты знаешь, и есть то, что соединяет тебя с людьми своей страны, своего поколения. В частности, - школьное сочинение, которое писал каждый из ныне живущих на бывшей одной шестой части суши. Мы решили спросить людей, профессионально занимающихся писательством, что дал им тот первоиюньский экзаменационный опыт. Может, он как-то поможет нынешним выпускникам, абитуриентам и их многострадальным родителям?..

Основная часть.

Евгений Попов, писатель.

Был 63-й год. Я закончил 10-й класс хулиганской школы номер 20 в городе Красноярске. Я очень плохо учился по физике, химии и математике. Очень хорошо учился по так называемой литературе. Был отличник. Поэтому, будучи идиотом, поехал в Москву поступать в какой-нибудь гуманитарный вуз. Того я не ведал, что для этого нужно, во-первых, быть комсомольцем, а, во-вторых, иметь два года рабочего стажа. Меня быстро изгнали из приемной комиссии МГУ, потом - из Института восточных языков. Поскольку в последнем учились одни шпионы, то они были дипломатичны и сказали, что они не потому меня гонят, что я не комсомолец, а потому, что – з-з-заикаюсь. Тогда я отправился в историко-архивный институт, где меня выгнали на следующее утро, когда разглядели мои документы, сказав, что у них слишком большой конкурс и не надо зря терять время на поступление.

Поскольку мне не хотелось возвращаться в Сибирь, я пошел и поступил в геологоразведочный институт. Первый экзамен у меня была физика, мне неизвестная и мною не любимая. Я получил за нее пятерку. Второй экзамен был по математике, в которой я ничего не понимал. Я получил четверку. Третий экзамен был литература. Мне сказали: пиши, что хочешь, только, чтобы ошибок не было. Я взял какую-то самую подлейшую тему, типа “Маяковский - отец строителям коммунизма”. Написал ровно три страницы. Короткими рублеными фразами, чтобы не сделать ошибок. И когда я увидел, что получил тройку, я очень сильно удивился. Я пошел разбираться, почему же тройка, и мне показали мою работу, где не было ни одной ошибки, но было написано: “Тройка поставлена за убожество содержания”. Тем не менее, в институт я поступил, поскольку поступал в группу радиоактивных элементов, куда брали любую шантрапу, в том числе взяли и меня.

Вадим Абдрашитов, режиссер, автор сценариев к собственным фильмам.

Я с напряжением хочу вспомнить, что я писал на вступительных, а также заключительных сочинениях, но не могу, потому что за свою жизнь я написал их огромное количество. Просто можно том составить. Я помню, что после 7-го класса писал сочинение. Потом я писал вступительное сочинение, поступая в техникум железнодорожного транспорта, который не окончил, а сдал экстерном за десятилетку, то есть опять писал сочинение. Поступал в физико-технический институт, где опять писал вступительное сочинение. Потом я его закончил и поступал во ВГИК, где опять писал сочинение по литературе, но, кроме того, писал на предварительном конкурсе еще несколько сочинений. И, кроме того, там был второй тур творческого конкурса, где на 8 часов предлагают темы с очень широкой формулировкой. Типа: “Встреча, изменившая мою жизнь”. Или - “Поступок, повлиявший на мою судьбу”. То есть с претензией на какую-то новеллистику. Я помню, что я писал, поступая во ВГИК, потому что пришел с завода, проработав там три года, поэтому и писал про завод. Прямо скажем, я ни на что не претендовал, а был даже в растерянности. Но в итоге это было высоко оценено и вошло в суммарный балл. С тех пор я пока что больше не писал ни вступительных, ни выпускных сочинений, но личное знакомство с мастерами слова, которое я за это время обрел, позволяет мне надеяться, что если такое произойдет, то я напишу на уровне не ниже, чем даже они.

Александр Ткаченко, поэт, прозаик, генеральный директор русского Пен-центра.

У меня необычная история. В 17 лет, когда я заканчивал 11-й класс, меня забрали в команду мастеров симферопольской “Таврии”. Я в феврале уехал на сборы в Ялту и, естественно, в школу вообще не ходил. Правда, с разрешения директора, который любил футбол, и потому, что я учился в школе хорошо, на четверки и пятерки. Я думал, что вернусь со сборов и у меня будет возможность что-то еще в школе узнать. Но случилось так, что в первой же игре в начале апреля меня выпустили на десять минут, когда команда проигрывала, и я забил гол. И стал в городе героем. Меня начали ставить на каждую игру. Это примерно две игры в неделю с большими переездами, и я замучался. Это был невероятный труд. Обо мне писали в газетах, но я с февраля так ни разу в школу не зашел. Мне только передали, что сочинение будет 1 июня, и вы должны прийти к 9 утра.

Помню, что накануне я ночь ехал в автобусе после жуткой игры не то с городом Енакиево, не то с Краматорском, там было пыльно, душно. После игры был маленький автобус, куда садились все 20 футболистов, и всю ночь ехали. А я смотрел на часы, потому что к 9 надо было прийти в школу. Это был 63 год, мне было ровно 17 лет. Естественно, я, как всегда, писал на свободную тему, поскольку это требовало не знаний, а только воображения. Но я помню только одно: когда я сел, и нам назвали тему, я начал писать и понял, что я ничего написать не могу. Вообще. То есть я настолько устал физически, что мозги мои просто не работали. Я кое-как написал страницы две или три. Но самое смешное, что после бессонной ночи, я на экзамене уснул! Мне ребята рассказывали, что вдруг с задних парт раздалось молодое здоровое сопение. Кто-то спал. Это был я. И тогда любимая моя учительница, которая обожала меня за мои взгляды, подошла ко мне и сказала: “Ткачушечка, проснитесь. Сыграйте еще один тайм. У вас будет пятерка, я гарантирую. Вы только поставьте точку”. Кое-как я дописал и поставил точку. Ничего уже не проверял, она взяла у меня. Я уверен, что там были ошибки, запятых две или три было точно пропущено. Но я получил пятерку. Вероятно, из-за понимания моей тяжелой судьбы и из-за симпатий ко мне. Такая у нас была замечательная учительница, в которую мы все были поголовно влюблены.

Асар Эппель, писатель.

В 10-м классе я учился довольно давно, в 1952-м году. И на экзамене по литературе и русскому языку очень боялся, что мне достанется рассказывать о “лирических отступлениях” в произведениях русской литературы. Как известно, в школе учили два лирических отступления - “Эх тройка, птица-тройка!” а потом “На краю дороги стоял дуб” Толстого. И мне попался как раз билет “Лирические отступления в произведениях Толстого”. Я, естественно, и “Эх, тройка, птица-тройка” никогда не учил и “На краю дороги стоял дуб” тоже. Не из какого-то идейного противления, а просто как один из ленивейших учеников. И поскольку это мне попалось, а время для подготовки было, я, не зная ни слова, решил сам сочинить кусок из “Войны и мира”, справедливо полагая, что никто из экзаменаторов наизусть “Войну и мир” тоже не знает.

Я помнил эпизод, как Петя примеряет саблю Николая Ростова, и пошел разрабатывать эту тему. Очень долго писал крупными буквами. А разрешалось вспомнить на бумаге и потом по бумаге прочитать. Для удобства, если человек волнуется и сразу не может вспомнить. И вот меня пригласили к столу. Я ответил на первый вопрос, на второй. И пошел по бумаге шпарить “отрывок” из “Войны и мира”. Но оказалось, что я написал очень мало. Я волновался и писал большими буквами, и мне хватило буквально на полминуты. И я стал импровизировать. Они улыбались, слушали, кивали. Учительница что-то горделиво им шепнула, что вот, мол, “он у нас...”. “Ну, а теперь, говорят, если вы так хорошо знаете, прочитайте “Эх тройка, птица-тройка!”. Я начал: “Эх, тройка, птица-тройка. И кто тебя выдумал. Знать у бойкого народа...” И вдруг я расхохотался. Такой нервический начался смех. Расхохотался и не могу продолжать. И даже не помню, что было дальше. Помню, что получил четверку.

Александр Кабаков, писатель, обозреватель издательского дома “Коммерсант”.

Сочинения я писал всегда на пятерки. Во всех классах. Выпускное сочинение я писал по ранней лирике Маяковского. По тем временам, это был 60-й год, вполне либеральная тема. Не гражданские стихи, не революционные поэмы, а ранняя лирика. А была еще практика предэкзаменационных сочинений, репетиция. Я писал на ней об “Анне Карениной”. И написал сочинение с абсолютно крамольной идеей. Тем не менее, получил пятерку, и его еще даже отправили в министерство просвещения СССР. Идея была странная. Никакого сочувствия у меня Анна Каренина не вызвала. Вздорная баба, бросившая порядочного человека и серьезного государственного служащего ради поганого и ничтожного офицерика. Да к тому же обидевшаяся на общество, что ее после того как она бросила мужа с сыном, не очень доброжелательно встретили в опере. Ну, хочешь жить с любовником, так не ходи в оперу! Примерно такие соображения, которые я и сейчас считаю в какой-то степени верными. И я написал, что Лев Николаевич не случайно засунул ее под поезд. Он таким образом не изобличал темные нравы дворянского общества, а высказал свое отношение к героине. Такое крамольное сочинение, за которое все равно получил пятерку. То есть я всегда хорошо писал сочинения. Я с трудом учился по естественнонаучным дисциплинам, что не помешало мне сначала стать инженером. Но плохим. А надо было сразу верить в свои сочинения.

Савва Кулиш, режиссер, автор сценариев к собственным фильмам.

В 54-м году я писал сочинение, поступая во ВГИК, по “образам молодогвардейцев”. Оценки по специальным предметам у меня были отличные, и на общих предметах таких, как я, должны были отсеять. Устный экзамен принимал преподаватель по фамилии Сериков, простоявший весь экзамен ко мне спиной. Как раз во время моего ответа в комнату вошел человек, который дал ему список, где перед моей фамилией стояла галочка: “завалить”. Сначала Сериков спросил меня по “Молодой гвардии”, понял, что я не списал и стал спрашивать по вопросу: “мировое значение русской классической литературы”. А у нас в Уланском переулке была совершенно необыкновенная школа, где преподавали по университетской программе. В частности, по русскому и литературе был великий просто учитель Алексей Дмитриевич Коршунов, научивший нас любить и слышать русский язык. Чем можно взять учеников мужской школы в 50-м году? На первом уроке он предложил нам продолжить известные поговорки. Дело в том, что три четверти русских поговорок известны только по первой своей части, поскольку вторая, как правило, ненормативная. Он написал на доске: “Девичья память…” Мы отвечаем лениво: короткая память. Он ставит тире и продолжает: “…- кому дала не помнит”. Всё. Я потом участвовал в олимпиадах и даже имел право поступать на филфак без профилирующих экзаменов. И вот когда я закончил ответ, Сериков мне говорит: “Вы отвечали не на тему”. А это значит – два или три. Я говорю: “Нет, я отвечал на тему. Вот план моего ответа. Бумага проштемпелёвана. Я сказал об этом, об этом и об этом”. Вижу, что шея у него наливается кровью. “Хорошо, говорит, ответьте подробнее”. Я рассказываю о влиянии Тургенева, Толстого, Достоевского, которого тогда в школе вообще не проходили. Он говорит: “Расскажите о статье Ленина “Лев Толстой как зеркало русской революции”. Я рассказал. “Когда она была написана?” Я сказал. “Какого числа?” Я говорю: “К знанию русской литературы это отношения не имеет”. Он взял мою зачетку и поставил – пять. При этом я увидел, что за сочинение стоит – три. Я поступил, у меня оказалось на балл больше проходного. А через год я был в ученом совете ВГИКа, и мой однокурсник попросил меня взять и посмотреть наши сочинения. Он говорит: “Что такое, я преподавал русский язык в Новосибирском университете, а мне тройку поставили”. Я взял и его, и свое сочинение. Там не было не одной ошибки. Просто отчеркнуто и поставлено: “посредственно”.

Михаил Поздняев, поэт, обозреватель журнала “Огонек”.

У Николая Глазкова есть такое стихотворение: “Илюша Френкель, фронтовой поэт, однажды мне сказал: “Давай закурим”. И я с тех пор курил все тридцать лет. А мы тут о влияниях толкуем. Припоминаем даты, имена. Есенин, Маяковский, Северянин и Блок не оказали на меня столь долгого и вредного влиянья”.

Так вот я благодарен своему выпускному экзамену по литературе письменной за то, что в 1970 году этот экзамен навсегда меня избавил от влияния Евтушенко и Вознесенского. Исполнялось сто лет со дня рождения Владимира Ильича Ульянова-Ленина. Я не помню, какие две классические темы были в экзамене. Но одна была свободная. И я своим хилым умом сообразил, что она будет связана со 100-летием Владимира Ильича. Я решил написать сочинение в стихах. В ту пору я уже писал стихи, бредил футуристами, читал взахлеб Бурлюка, Каменского, Крученыха, Хлебникова, и стихи под сильным влиянием этих поэтов шли просто потоком. Я нисколько не сомневался, что смогу это задание запросто выполнить. Пару лет назад я нашел черновики этого сочинения. Я сочинил поэму про всю замечательную жизнь Владимира Ильича. Теперь я понял, что я подсознательно сочинил пародию на “Лонжюмо” Вознесенского и на поэму Евгения Александровича Евтушенко “Казанский университет”. Текстологический анализ, произведенный в моем теперь уже более, чем зрелом возрасте, показал это ясно. Например, у Вознесенского было: “И Ленин как рентген, просвечивает нас”. А у меня: “Светимся мы, обожженные Лениным”. Такое уже предчувствие Чернобыля. Короче, я написал пародию, сам не давая себе в том отчета. Но самое интересное, что экзаменаторы тоже не почувствовали подвоха. Там была вся биография Ленина по косточкам изложенная в стихах евтушенковского размера с вознесенсковскими рифмами. Я получил пятерку за литературные достоинства и четверку за грамотность. Но председатель комиссии зачеркнул четверку, исправил на пятерку и написал “Пунктуация автора”.

Не знаю, если когда-нибудь томик пародий “Парнас дыбом” будет повторен, и темой станет не “жил-был у бабушки серенький козлик”, а Владимир Ильич Ленин, то это наверняка станет первым туда вкладом.

Игорь Иртеньев, поэт, в частности, поэт-правдоруб телепрограммы “Итого”.

Мое выпускное сочинение в свое время ходило по рукам у учителей в качестве яркого примера творчества “чайника”. Я заканчивал 75-ю школу рабочей молодежи, находившуюся у Никитских ворот. Литература тогда отнюдь не была моим самым сильным предметом, а сочинение я писал, насколько мне помнится, на тему “Войны и мира”. Там была фраза, которую я помню до сих пор. Я написал, что “встреча со старым дубом произвела на князя Андрея неизгладимое впечатление”. Поверьте, я не имел в виду ни капли иронии.

Алексей Слаповский, прозаик, неоднократный номинант на Букеровскую и прочие премии.

Со школьных сочинений для меня началась сама литература. К нам пришла учительница Александра Алексеевна Грачева, которую буду я помнить всю свою жизнь. Сначала я понял с ее слов, насколько литература это интересное дело. А потом обнаружил и в себе самом какие-то такие штуки. Вернее, это она обнаружила и проявила интерес, что я очень удивился, и стал писать сочинения специально для нее, чтобы она оценила. Она была первым моим читателем. Правда, до сих пор помню, что оценки у меня были железные – 5/2. 5 – за содержание, 2 – за грамотность. До сих пор помню сочинение о Маяковском, которое я писал в стихах “под Маяковского”. С тех пор и начались мои литературные игры. Я бросил все, я стал заниматься только литературой. Поэтому с девятого класса у меня по всем остальным предметам, кроме гуманитарных, были едва-едва натянутые троечки.

Николай Климонтович, писатель.

Мой отец профессор физики, известный математик. И в какой-то момент, то ли в 7-м, то ли в 8-м классе, когда меня выгнали из очередной школы за хулиганство, отец решил, что мне самое место в математической школе. Это была школа номер два, и удивительно, что самым сильным там было преподавание литературы. Я попал туда, куда надо. И, закончив ее, поступал в университет. Был 68-й год. Но я не был комсомольцем, и поэтому у меня не было пути на гуманитарные факультеты. И я пошел по стопам отца, хотя физики не знал совершенно. Сочинение, я писал про Есенина. Там были какие-то ошибки, но была и приписка преподавателя, вроде того, что “ему надо идти в литературные критики”. Мне сказали: странно, что вы, совершенно не зная ни физики, ни математики, тем не менее идете сюда, а не на филфак. Люди, бывшие в приемной комиссии, оказались пророками. Теперь всю свою жизнь я чувствую себя именно на филфаке.

Михаил Веллер, писатель.

Я кончал школу в 66-м году. Это был веселый год одновременного выпуска 10-х и 11-х классов. Нас было много, и с нас драли по семь шкур, потому что в предыдущем году все наши медалисты провалились во все приличные вузы, и уж с нас хотели содрать стружки столько, сколько можно. Комиссии бдели. Сочинение было на тему “Перечитывая Пушкина на пороге юности”. Такие темы всегда меня вводили в некоторое отупение. Пушкина-то я читал, “порога юности” практически не ощущал, но что можно сказать на эту тему представлял весьма туманно. Таким образом, я больше писал по известному стихотворению “19 октября” соответствующего года: “Роняет лес багряный свой убор”. Мне до сих пор очень нравятся эти стихи, но убей меня бог, если я, и сейчас хорошо помня Пушкина, вспомню хоть одно слово из того сочинения, которое в некотором обалдении написал за отведенные 4 часа. Помню, что пятерку-то я получил, и, наверное, написано было без ошибок и более-менее по теме. Но в связи с этим выяснилось, что у меня внутреннее отторжение к любому заказу. После школы я дважды работал в газетах, и оба раза выдерживал сакраментальный срок в девять месяцев. После девяти месяцев я уходил. То есть цикл кончался выкидышем меня из редакции. И каждый раз уходя из редакции, я вспоминал это выпускное сочинение и бубнил себе под нос: “Пускай же он с отрадой хоть печальной тогда сей день за чашей проведет” и шел куда-нибудь выпить. Отмечая, таким образом, очередной юбилей своего сочинения “Перечитывая Пушкина на пороге юности”.

Заключение.

Итак, что можно сказать в назидании современникам и потомкам, писавшим, пишущим и имеющим писать в будущем всякие разные сочинения? Какова мораль сей басни? Да только та, что в жизни все бывает. И на сочинении все бывает. В любом случае, что бы ни случилось, не падайте духом: вы все равно останетесь самими собой. “Куда бы нас ни бросила судьбина, и счастие куда б ни повело, всё те же мы…” Орфография – автора.

Опросил и записал Игорь ШЕВЕЛЕВ